В своей знаменитой картине «БОЯРЫНЯ МОРОЗОВА» Василий Суриков, который всегда старался быть верным исторической правде,все же отступил от неё. На самом деле увозимая в ссылку Феодосия Морозова была прикована к дубовой колоде так крепко, что едва могла пошевелиться. Что заставило власть так боятся этой женщины?

Конечно. Морозова была не простой женщиной - самой богатой на Руси, са­мой красивой, самой влиятельной. Она принадлежала к захудалому роду брянских дворян Соковниных, который выдвинулся благо­даря родству с Милославскими - родней первой жены царя Алексея Михайловича. Молодой го­сударь, взошедший на трон в 1645 году, не лю­бил войн, за что был прозван Тишайшим, зато обожал церковные службы и всяческие инозем­ные диковины. Эти два несходных увлечения привели его к мысли, что русская церковь уст­роена неправильно - неплохо бы переделать ее на иностранный манер и прежде всего поста­вить под контроль государства.

Алексей Тишайший

Эту идею всячески поддерживали советни­ки царя, главным из которых был его «дядь­ка» - воспитатель Борис Морозов. Царская милость принесла богатство не только ему, но и его родичам, один из которых - его брат Глеб Иванович Морозов - овдовев, женил­ся в 1649 году на 17-летней Феодосии Соковниной. Невеста отличалась редкой красотой и была воспитана отцом Прокопием Федоро­вичем в строгих правилах. Морозова привле­кало не это, а ее родство с Милославскими. После свадьбы для Феодосии началась новая жизнь - на нее легли хлопоты по управлению большим хозяйством и заботы о родившемся сыне Иване, красивом, но болезненном малы­ше, требовавшем постоянного ухода. Об этом периоде почти ничего не известно: в те вре­мена жизнь русской женщины, теремной за­творницы, была надежно скрыта от посторон­них глаз. Можно лишь предположить, что осо­бой близости с мужем у Феодосии не было. Пожилой боярин Морозов почти весь день проводил во дворце, стараясь услужить царю.

Боярин Борис Морозов

В 1661 году неожиданно умер Борис Морозов, и брат унаследовал все его громадные богат­ства, но и сам скончался пару месяцев спус­тя - очередной обильный царский пир стал роковым для его расстроенного здоровья. Единс­твенным наследником крупнейшего в России состояния стал малолетний Иван, но всем распоряжалась Феодосия Прокопьевна. Ее дворец в подмосковном Зюзине поражал своим богатством: полы были выложены шахматной плит­кой, стены украшал китайский шелк, в огром­ном саду разгуливали павлины. На богомолье молодая вдова выезжала в карете, отделанной золотом, которую везли «аргамаки многи, 6 или 12, с гремячими цепями» и сопровождали сотни пеших и конных слуг.

Казалось бы, можно жить да радоваться, ус­лаждая плоть и потихоньку старея среди двор­ни и приживалок. Но, видно, внушенная ро­дителями вера была у Морозовой не показной. Отказав нескольким завидным женихам, она решила посвятить себя делам благочестия. Под­нималась с первыми лучами солнца, долго мо­лилась, потом принимала просителей - как сво­их крестьян, которых у Морозовых было почти 10 тысяч, так и нищих, сходившихся в зюзинскую усадьбу отовсюду. Она не только раздавала им деньги, но и сама лечила больных, пе­ревязывала раны увечным. При этом отнюдь не была блаженной простушкой - те. кто пыта­лись, симулируя увечья, урвать свою долю ми­лости, беспощадно вышвыривались вон дюжи­ми слугами. После обеда - только самые простые блюда, никаких жареных лебедей и икры заморской бак­лажанной, - боярыня обща­лась с сыном и проверяла уро­ки, заданные ему домашними учителями. Она отлично пони­мала пользу наук.

Пруды в Зюзино

Потом наступало время вечернего труда - Мо­розова шила из простой тка­ни одежду, которую раздава­ла беднякам и узникам тю­рем. Спала она не больше семи часов, но и среди ночи не­редко поднималась и истово молилась, клала земные пок­лоны - то триста, то все пять­сот - за святую Русь и ее из­бавление от бед. Эти ночные бдения становились все чаще по мере того, как странницы-богомолки приносили в терем боярыни все новые нерадос­тные вести. Еще в 1652 году патриархом был избран близ­кий к царю Никон - выходец из крестьян, человек истовый и бескорыстный, но неимо­верно гордый.

Патриарх Никон

Из таких выхо­дят революционеры, и Никон совершил в Русской церкви подлинную революцию. Вне­шне все выглядело довольно безобидно - велели крестить­ся не двумя, а тремя перстами, вместо «Исус» писать «Иисус», а восьмиконечный крест за­менили четырехконечным католическим. И еще: в Символе веры из сочетания «рожденна, а не сотворенна» выбросили предлог «а», словно сомневаясь в божественности Христа. Главным же было то, что церковная демократия сменилась строгой «вертикалью власти», во главе которой стоял патриарх, а на деле - царь.

Реформы эти называ­лись «исправлением церков­ных книг» по греческому об­разцу. Но греческая церковь того времени, находившаяся в рабстве иноверцев, дале­ко отошла от древних обычаев. Конечно, ученые служите­ли церкви сразу заметили это и стали возмущаться. Но Ни­кон, как и «тишайший» царь, не терпел никакой оппози­ции. На Соборе 1654 года патриарх лично избил посохом епископа коломенского Пав­ла, посмевшего возражать ему, лишил его сана и сослал в далекий монастырь.

Прос­тым священникам и мирянам приходилось куда хуже - за отказ креститься тремя перс­тами и причащаться просфорами с четырехконечным «ляшским» крестом их клеймили, как воров, отрубали руки и выка­лывали глаза. Тех, кто упорствовал, ждала еще более жестокая кара - сожжение в срубе, подо­бии деревянной клетки. Первым лютой казни подвергся тот же епископ Павел, а за ним на­стала очередь десятков и сотен приверженцев «старой веры», или «старого обряда» - так нача­ли называть себя противники Никона и его реформ. Новоявленная русская инквизиция не щадила никого - даже любимец царя, ученый протопоп Аввакум, был сослан в далекую Даурию, на китайскую границу.

В 1658 году Никон посмел обвинить в недо­статочном правоверии самого Алексея Ми­хайловича - и очень скоро оказался не у дел. Его опала не отменила удобных царю реформ, но принесла амнистию некоторым узникам. Вер­нулся в Москву и Аввакум, нашедший приют в доме боярыни Морозовой. Они вели долгие беседы, и ученый протопоп дивился разум­ности хозяйки: «Прилежаше бо Феодосья и книжному чтению, и черплюще глубину разума от источника словес евангельских». Постепенно Зюзино стало центром старообрядческой оппозиции: по­мимо Аввакума, там обосновались влиятельная старица Меланья, жена стрелецкого полковни­ка Мария Данилова и двое юродивых - Киприан и Федор. Последний особенно полюбил Мо­розову и порой не разлучался с ней даже ночью. Никониане распускали слухи об их «блудном сожительстве», но все знавшие боярыню ни ми­нуты не верили в это. Ее упрямое благочестие заразило и родных: к старой вере примкнули и ее братья Федор и Алексей, и сестра Евдокия, бывшая замужем за князем Урусовым.

Церковь в Зюзино. Наши дни

Понемногу оплот раскола рядом с царским дворцом начал раздражать власть. После не­скольких предупреждений у Морозовой от­няли в казну половину владений, потом от­правили ее братьев служить в отдаленные города. Пытались шантажировать ее самым дорогим - жизнью сына. Ее троюродная сес­тра Анна Ртищева, соратница Никона, гово­рила: «Одно у тебя чадо, и его хочешь сирым и нищим сделати». Ответ боярыни был тверд: «Если вы умышляете сыном отвлекать меня от Христова пути, прямо вам скажу: выводите сына моего на Лобное место, отдайте его на растерзание псам - не помыслю отступить от благочестия». Пока что терзали близких ей людей - сперва отправили на Север (и поз­же казнили) обоих юродивых, потом сослали в далекий Пустозерск Аввакума. Пятнадцать лет неистовый протопоп провел в земляной тюрьме, в голоде и холоде, а потом, в апреле 1681 года, принял огненную смерть. Многие годы он продолжал переписку с Морозовой -и крепко ругал ее за прошлые проявления плотской слабости. Даже советовал «выколоть глазища» ткацким челноком по примеру свя­той Мастридии, которая таким образом изба­вилась от похотливых мыслей.

Протопоп Аввакум

Атаки власти на боярыню до поры сдержива­ла ее родственница, царица Мария Милославская. Но в 1669 году она умерла, и Тишай­ший призвал боярыню к себе, в последний раз призывая одуматься. Она снова не дрогнула: «Вашему царскому величеству всегда покорны, к новинам же Никона патриарха пристать ни­когда не дерзнем». После этого разговора пути назад не было, и она решилась принять постриг у старообрядческого священника, что катего­рически запрещалось законом. В самом начале 1671 года тайно явившийся в Москву из лесно­го убежища на Севере игумен Досифей постриг ее в монахини под именем Феодоры. Она уже знала, что ее ждет, - через несколько дней царь собирался жениться на молодой красавице На­талье Нарышкиной. Морозовой, как и всем бо­ярыням, полагалось присутствовать на свадьбе и получать благословение у архиереев - никонианцев. Сделать этого она никак не могла - и не пошла на свадьбу, сославшись, как сказано в «Повести о житии боярыни Морозовой», написанной неизвестным автором в середине XVII века, на болезнь: «Ноги ми зело прискорбны, и не могу ни ходити, ни стояти». Для Алексея Михайловича это было личным оскорблением. «Вем, яко загордилася!» - бушевал Тишайший.

В ноябре того же года стрельцы окружили дво­рец в Зюзино. Боярыню вместе с Евдокией Урусовой доставили в кремлевский Чудов монас­тырь, к архимандриту Иоакиму, который велел им перекреститься. Обе сестры сложили паль­цы двумя перстами и тут же были закованы в цепи и брошены в сырой подвал. Вслед им летел гневный го­лос архимандрита: «Полно вам жити на высоте, снидите долу!» Через день их привели на суд, заставляя причаститься по ни­конианскому обычаю, но они отказались. Их приговорили к вечному заточению в монас­тырь и повезли в позорных те­легах по улицам Москвы, на­деясь, что народ порадуется унижению богатых и знатных. Этот момент и запечатлел ху­дожник - москвичи смотрели на Морозову кто скорбно, а кто и сочувственно. Она же, под­няв вверх двуперстие, кричала: «Смотрите, православные! Вот моя драгоценная колесница, а вот цепи драгие... Молитесь так же, как я, и не бойтесь пост­радать за Христа!»

Ее заточили в Печерском подворье на Арбате, а Евдо­кию - в Зачатьевский монас­тырь на Пречистенке. Вско­ре сын Феодосии Иван, лишенный материнской заботы, умер «от многия печали», и все богатства Морозовых были конфискованы. Но власть не могла оставить опальную боярыню в покое: старообряд­цы доставляли все больше хлопот. Как водится, под знамя старой веры вставали все, кто был недоволен тяжкой рукой царя и бояр. Одни тол­пами бежали в леса, а с приближением царских войск сами сжигали себя сотнями и тысяча­ми, лишь бы не принимать никонианское причастие. Многие убегали еще дальше, на самый край государства, - именно их потом и кровью осваивались новые рубежи России. Другие шли на юг, к казакам, чтобы влиться потом в войско Степана Разина. Едва сумели власти подавить разинское восстание, как на Севере поднялся за старую веру Соловецкий монастырь. В этих условиях царю и патриарху позарез нужны были покаяния вождей раскола - и их решили добиваться любыми путями.

Зимой 1673 года Морозову, Евдокию Уру­сову и их подругу Марию Данилову снова привели на суд с тем же требованием: испове­даться и причаститься по новому обряду и пе­рекреститься тремя перстами. «Некому испо­ведаться, - отвечала она, - ниже от кого при­частиться. Много попов, но истинного несть». Забыв о своем сане, почтенный патриарх Питирим «ревый яко медведь» и приказал тащить боярыню, «яко пса, чепию за выю», так что Мо­розова на лестнице «все степени главою сво­ею сочла». Сам он в это время кричал: «Утре страдницу в струб!» - то есть «сжечь каторж­ницу». Наутро Морозову и других узниц били плетьми, поднимали на дыбу, а потом бросили на снег прямо на кремлевском дворе. Пат­риарх уже велел ставить на Болотной площади срубы для сожжения, но царь остановил Питирима - видимо, боялся, что прилюдная казнь знатной боярыни создаст ненужный прецедент.- Вместо этого он послал к истерзанной узни­це гонца с заманчивым предложением: при­везти ее в царский дворец, где бояре понесут ее «на головах» и сам царь поклонится ей, лишь бы она - только для виду, только раз. - пере­крестилась тремя перстами. Конечно же, бо­ярыня отказалась. Впрочем, возможно, ниче­го такого не было - царские слова содержатся в не слишком достоверной старообрядческой «Повести о боярыне Морозовой». Тишайший слишком хорошо знал непреклонный нрав бо­ярыни, чтобы рассчитывать на примирение с ней. Та же повесть передает его слова: «Тяж­ко ей братися со мною - един кто от нас одо­леет всяко». В том смысле, что в споре царя и бесправной узницы может победить только один. Алексей Михайлович спешил - его здо­ровье ухудшалось, и он не хотел, чтобы «бого­матерь раскола» пережила его.

Морозову и двух других заключенных от­правили в Боровский монастырь, в земляную тюрьму, наказав обходиться с ними постро­же. Но вдали от столицы супруг Марии Данило­вой, стрелецкий командир, сумел позаботить­ся о жене и ее подругах. Прибывшая через два года в Боровск комиссия уви­дела, что узницы живы - здо­ровы, читают старообрядчес­кие книги и даже пишут пись­ма на волю, что было особенно нетерпимо. Всю охрану отпра­вили в ссылку, а женщин ве­лели бросить в земляную яму, в «тму несветиму». Перед этим у них на глазах были сожже­ны 14 заключенных в монас­тыре старообрядцев. После этого их спустили под землю, под страхом смерти запретив охране давать им пишу и пи­тье. Первой скончалась Ев­докия Урусова, потом наста­ла очередь Марии. Оставшись одна, Морозова не выдержала и начала просить у стражни­ков яблоко, сухарик, кусочек хлеба... Стрельцы хотя и жа­лели боярыню, ослушаться приказа не смели. Монастыр­ские слышали несущиеся из-под земли крики: «Воды! Хоть глоток воды!» В ночь на 2 ноя­бря 1675 года крики умолкли. Тела страдалиц - в грязной ро­гоже, без отпевания - зарыли в ограде острога.

Очень скоро Алексей Ми­хайлович умер, и возвратив­шиеся из ссылки братья Мо­розовой поставили на мес­те захоронения боярыни ка­менную плиту. Сегодня там возведена часовня на средс­тва старообрядцев, которые продолжают отвергать все, что исходит от «никониан­ской» Церкви. Раскол нанес непоправимый ущерб Рос­сии. Усугубленный Петровскими реформами, он превратился в пропасть, которая пролегла между народом и властью и стала причиной многих последующих бунтов.

С Боровском связана одна из самых трагических историй раскола русской церкви - гибель боярыни Феодосии Прокопьевны Морозовой.

Мы все помним картину Сурикова - Феодосию Морозову, закованную в железо, везут через Москву, а она поднимает два перста, в знак того, что она не отреклась от старой веры, реформ патриарха Никона не принимает, и готова идти на мученическую смерть.

В действительности все было не совсем так. Морозову и ее сестру Евдокию Урусову провезли через Москву, но вот только руку она поднять не могла, потому что была прикована к каменным колодкам так, что руки были вытянуты вниз. Суриков не мог этого не знать, но видимо ему нужно было показать несгибаемую силу этой женщины.

Ниже мы видим современный дом, на месте которого была могила Феодосии Морозовой и Евдокии Урусовой, приблизительно под ближайшим к нам углом здания.

В 1936 году товарищи большевики эту могилу разорили, и на ее месте построили райком партии. Могилу раскрыли, останки из нее вынули, и мало кому известно, где они сейчас находятся. Видимо, старообрядцы хранят это в тайне.

Здесь же рядом находится здание бывшей боровской гимназии, построенной на месте острога, в котором содержались эти две стойкие женщины.

Феодосию Морозову и Евдокию Урусову привезли в этот острог зимой 1673-го года после чудовищных пыток. Они прибыли сюда живыми великомученицами, и боровчане встретили их как святых.

Хоть они и содержались в остроге, люди приходили к ним семьями, просили благословения, приносили еду, молились вместе с ними, и высокое начальство сочло, что они содержатся недостаточно строго.

После этого страдалиц переместили в яму умирать голодной смертью. В ней они и погибли. Это душераздирающий эпизод, ведь в яме они просидели очень долго. Видимо, люди все-таки находили способ кинуть им что-то из еды.

Евдокия Урусова умерла раньше сестры, когда ей сообщили, что муж от нее отрекся, и вместе с детьми принял новую веру, а дети ее забыли. Феодосия Прокопьевна пережила ее на полтора месяца. Было ей 44 года.

Сохранилось предание, как боярыня Морозова, уже умирая, молила стражника бросить ей хоть калачик, хоть огурчик, хоть яблочко. И стражник отвечал: «Прости матушка, не могу я, боюся». Когда женщин, уже умерших, извлекали из ямы, они были совершенно седыми и походили на скелеты.

В 2005-ом году в Боровске воздвигли часовню памяти боярыни Морозовой. Строили ее 4 года только на народные пожертвования. Внизу, в основании часовни, находится надгробная плита Морозовой и Урусовой, которую когда-то положили на их могилу их братья. Но попасть к ней невозможно.

Когда думаешь об истории раскола русской церкви, о никонианских реформах, о яростном сопротивлении единоверцев Морозовой, всегда задаешься вопросом, а что же такое предложил Никон?

Но видимо сопротивлялись даже не столько самим реформам, сколько методам, которыми Никон их проводил. Он приказывал, он ни с кем не советовался, никому ничего не объяснял, а действовал, и делал это очень жестоко.

Надо отметить, что подобная же реформа в Малороссии прошла достаточно безболезненно. А у нас - ужас и мрак. Ну что ж, я надеюсь, Господь разберется. Ему виднее.

Изобразить конфликт личности и государства, противостояние черного пятна фону - для Сурикова художественные задачи одинаковой важности. «Боярыни Морозовой» вообще могло не быть, если бы не ворона в зимнем пейзаже.

«...Раз ворону на снегу увидал. Сидит ворона на снегу и крыло одно отставила. Черным пятном на снегу сидит. Так вот этого пятна я много лет забыть не мог. Потом «Боярыню Морозову» написал» , - вспоминал Василий Суриков о том, как появился замысел картины. На создание «Утра стрелецкой казни», полотна, сделавшего его знаменитым, Сурикова вдохновили интересные рефлексы на белой рубахе от пламени зажженной свечи при дневном свете. Художник, детство которого прошло в Сибири, похожим образом вспоминал палача, проводившего публичные казни на городской площади Красноярска: «Черный эшафот, красная рубаха - красота!»

На картине Сурикова изображены события 29 ноября (по н. ст. - Прим. «Вокруг света» ) 1671 года, когда Феодосию увозили из Москвы в заключение.

Неизвестный современник героини в «Повести о боярыне Морозовой» рассказывает: «И везена бысть мимо Чудова (монастыря в Кремле, куда ее ранее конвоировали на допрос. - Прим. «Вокруг света») под царские переходы. Руку же простерши десную свою… и ясно изобразивши сложение перст, высоце вознося, крестом ся часто ограждаше, чепию же такожде часто звяцаше» .

1. Феодосия Морозова. «Персты твои тонкостны... очи твои молниеносны» , - говорил о Морозовой ее духовный наставник протопоп Аввакум. Суриков сначала написал толпу, а затем стал искать подходящий типаж для главной героини. Художник пробовал писать Морозову со своей тетки Авдотьи Васильевны Торгошиной, которая интересовалась старообрядчеством. Но ее лицо терялось на фоне многоцветной толпы. Поиски продолжались, пока однажды к старообрядцам не приехала с Урала некая Анастасия Михайловна. «В садике, за два часа» , по словам Сурикова, он написал с нее этюд: «И как вставил ее в картину - она всех победила» .

Разъезжавшую до опалы в роскошных экипажах боярыню везут в крестьянских санях, чтобы народ видел ее унижение. Фигура Морозовой - черный треугольник - не теряется на фоне окружившего ее пестрого людского сборища, она как бы разбивает эту толпу на две неравные части: взволнованных и сочувствующих - справа и равнодушных и глумящихся - слева.

2. Двоеперстие. Так складывали пальцы, крестясь, старообрядцы, тогда как Никон насаждал троеперстие. Креститься двумя пальцами на Руси было принято издавна. Два пальца символизируют единство двойной природы Иисуса Христа - божественной и человеческой, а загнутые и соединенные три оставшихся - Троицу.

3. Снег. Интересен живописцу тем, что меняет, обогащает колористику находящихся на нем предметов. «На снегу писать - все иное получается, - говорил Суриков. - Вон пишут на снегу силуэтами. А на снегу все пропитано светом. Все в рефлексах лиловых и розовых, вон как одежда боярыни Морозовой - верхняя, черная; и рубаха в толпе…»

4. Дровни. «В дровнях-то какая красота: в копылках, в вязах, в саноотводах, - восторгался живописец. - А в изгибах полозьев, как они колышутся и блестят, как кованые... Ведь русские дровни воспеть нужно!..» В переулке рядом с московской квартирой Сурикова зимой наметало сугробы, и туда часто заезжали крестьянские сани. Художник ходил следом за дровнями и зарисовывал борозды, оставленные ими на свежем снегу. Суриков долго искал то расстояние между санями и краем картины, которое даст им динамику, заставит «поехать».

5. Одежда боярыни. В конце 1670 года Морозова тайно постриглась в монахини под именем Феодоры и поэтому носит строгие, хоть и дорогие, черные одежды.

6. Лестовка (у боярыни на руке и у странника справа). Кожаные старообрядческие четки в виде ступеней лестницы - символа духовного восхождения, отсюда и название. При этом лестовка замкнута в кольцо, что означает непрестанную молитву. У каждого христианина-старообрядца должна быть своя лестовка для молитвы.

7. Смеющийся поп. Создавая персонажей, живописец выбирал самые яркие типажи из народа. Прототип этого священника - дьячок Варсонофий Закоурцев. Суриков вспоминал, как в возрасте восьми лет ему пришлось всю ночь править лошадьми на опасной дороге, поскольку дьячок, его попутчик, по обыкновению, напился.

8. Церковь. Написана с храма Николая Чудотворца в Новой Слободе на Долгоруковской улице в Москве, недалеко от дома, где жил Суриков. Каменный храм построили в 1703 году. Здание сохранилось до наших дней, но требует реставрации. Очертания церкви на картине туманны: художник не хотел, чтобы она была узнаваема. Судя по первым эскизам, Суриков поначалу собирался, в соответствии с источниками, изобразить на заднем плане здания Кремля, но потом решил перенести место действия на обобщенную московскую улицу XVII века и сосредоточиться на разнородной толпе горожан.

9. Княгиня Евдокия Урусова. Родная сестра Морозовой под ее влиянием тоже примкнула к раскольникам и в итоге разделила участь Феодосии в Боровском остроге.

10. Старуха и девушки. Эти типажи Суриков нашел в старообрядческой общине на Преображенском кладбище. Там его хорошо знали, и женщины соглашались позировать. «Нравилось им, что я казак и не курю» , - рассказывал художник.

11. Завернувшийся платок. Случайная находка художника еще на стадии этюда. Задравшийся кверху край дает понять, что боярышня только что поклонилась осужденной низко, до земли, в знак глубокого почтения.

12. Монахиня. Ее Суриков писал с приятельницы, дочери московского священника, готовившейся принять постриг.

13. Посох. Суриков увидел такой в руке у старухи-паломницы, что шла по тракту на Троице-Сергиеву лавру. «Я схватил акварель да за ней, - вспоминал художник. - А она уже отошла. Кричу ей: «Бабушка! Бабушка! Дай посох!» А она и посох-то бросила - думала, разбойник я» .

14. Странник. Подобные типажи скитальцев-богомольцев с посохами и котомками встречались и в конце XIX века. Этот странник - идейный союзник Морозовой: он снял шапку, провожая осужденную; у него такие же, как у нее, старообрядческие четки. Среди этюдов к этому образу есть автопортреты: когда художник решил изменить поворот головы персонажа, паломника, который ему позировал изначально, было уже не найти.

15. Юродивый в веригах. Сочувствуя Морозовой, он крестит ее таким же раскольничьим двоеперстием и не боится наказания: юродивых на Руси не трогали. Подходящего натурщика художник нашел на рынке. Мужичок, торговавший огурцами, согласился позировать на снегу в одной холщовой рубахе, и живописец растирал его озябшие ноги водкой. «Я ему три рубля дал, - рассказывал Суриков. - Это для него большие деньги были. А он первым долгом лихача за рубль семьдесят пять копеек нанял. Вот какой человек был» .

16. Икона «Богоматерь Умиление». На нее поверх толпы смотрит Феодосия Морозова. Мятежная боярыня намерена держать ответ только перед небом.

О мятежной боярыне Суриков впервые услышал в детстве от крестной матери Ольги Дурандиной. В XVII веке, когда царь Алексей Михайлович поддержал реформу русской церкви, проводимую патриархом Никоном, Феодосия Морозова, одна из самых родовитых и влиятельных женщин при дворе, воспротивилась нововведениям. Ее открытое неподчинение вызвало гнев монарха, и в конце концов боярыню заточили в подземную тюрьму в Боровске под Калугой, где она и умерла от истощения.

Противостояние угловатого черного пятна фону - для художника драма такая же захватывающая, как и конфликт сильной личности с монаршей властью. Передать игру цветовых рефлексов на одежде и лицах автору не менее важно, чем показать спектр эмоций в провожающей осужденную толпе. Для Сурикова эти творческие задачи не существовали по отдельности. «Отвлеченность и условность - это бичи искусства» , - утверждал он.

ХУДОЖНИК Василий Иванович Суриков 1848 - Родился в Красноярске в казачьей семье. 1869–1875 - Учился в Санкт-Петербургской академии художеств, где за особое внимание к композиции картин получил прозвище Композитор. 1877 - Поселился в Москве. 1878 - Женился на дворянке, наполовину француженке Елизавете Шаре. 1878–1881 - Писал картину «Утро стрелецкой казни». 1881 - Присоединился к Товариществу передвижных художественных выставок. 1883 - Создал полотно «Меншиков в Березове». 1883–1884 - Путешествовал по Европе. 1884–1887 - Работал над картиной «Боярыня Морозова». После участия в XV Передвижной выставке она была куплена Павлом Третьяковым для Третьяковской галереи. 1888 - Овдовел и переживал депрессию. 1891 - Вышел из кризиса, написал . 1916 - Скончался, похоронен в Москве на Ваганьковском кладбище.

Отношение к Феодосии Морозовой и ее исторической роли довольно неоднозначное. Ее отречение от всех жизненных благ, которых у боярыни было немало, одни называют подвигом во имя веры, другие - фанатичным следованием религиозным канонам. Жизненный путь мятежной боярыни Морозовой , запечатленной Василием Суриковым на самом известном его полотне, закончился трагической гибелью. Кем же она была на самом деле - святой мученицей или одержимой?

После реформы Никона в XVII веке в церкви произошел раскол: староверы отказались принимать новшества. Вслед за протопопом Аввакумом они стали раскольниками и стоически терпели пытки и шли на смерть, но не отрекались от своих убеждений. По приказу царя Алексея Михайловича раскольников отправляли в ссылку, бросали в земляные тюрьмы - глубокие ямы, или в подвалы с крысами. Такая участь ждала и боярыню Морозову.

Феодосия Прокопьевна Морозова (в девичестве - Соковнина), была верховной дворцовой боярыней. Ее отец состоял в родственных связях с женой царя Марией Ильиничной, поэтому Феодосия входила в число придворных. Ее муж Глеб Морозов также происходил из знатного рода, его старший брат Борис был очень богат. После смерти мужа и его брата все состояние перешло к Феодосии. Она жила в роскоши, в ее распоряжении было несколько усадеб и 8 тысяч крепостных. Она выезжала в карете, которую сопровождали сотни слуг.

Царь велел арестовать Феодосию, отобрав у нее имения и земли, и выслать из Москвы, если она не отречется от старой веры. Боярыня Морозова отказалась и сознательно обрекла себя на нищету, голод и верную смерть. Она скончалась в земляной тюрьме от полного истощения в 1675 г.

Василий Суриков изобразил тот момент, когда боярыню везли на дровнях по московским улицам. Художника восхищала женщина, которая восстала против официальной церкви и царской власти, и была настолько сильной, что никакие пытки не сломили ее воли.

В 1887 г. картина «Боярыня Морозова» впервые была представлена на 15-й выставке художников-передвижников, после чего ее купил П. Третьяков для своей коллекции. Реакция на картину была неоднозначной. Сурикова даже обвиняли в пропаганде раскола. Только 3 человека тогда открыто выступили с позитивной оценкой работы: писатели Гаршин и Короленко и музыкальный критик Стасов. В. Короленко писал: «Есть нечто великое в человеке, идущем сознательно на гибель за то, что она считает истиной. Такие примеры пробуждают в нас веру в человеческую природу, подымают душу».

Историю Морозовой Суриков знал с детства - был знаком с раскольниками, к старой вере склонялась тетка художника Авдотья Васильевна. На первых эскизах именно ее чертами художник наделил боярыню. Но результат его не удовлетворил: «Как ни напишу ее лицо - толпа бьет. Ведь сколько времени я его искал. Все лицо мелко было. В толпе терялось». В конце концов прототипом героини ему послужила уральская старообрядка: «Я с неё написал в садике этюд в два часа. И как вставил её в картину - она всех победила», - говорил художник. Именно такой теперь все и представляют боярыню Морозову.

Боярыня Морозова Феодосия Прокопьевна (рожд. 21 (31) мая 1632 г. – смерть 2 (12) ноября 1675 г.) – верховная дворцовая боярыня. Была арестована за приверженность к «старой вере», сослана в Пафнутьево-Боровский монастырь и посажена в монастырскую тюрьму, где и умерла от голода.

Что известно о Феодосии Прокопьевне

Облик боярыни Морозовой в национальной памяти соединен с любимой народом картиной В.Сурикова. Еще писатель В.Гаршин, увидав 100 лет назад на выставке полотно художника, предсказывал, что потомки будут не в состоянии «представить себе Феодосию Прокопьевну иначе, как она изображена на картине». Современнику трудно быть беспристрастным, но мы понимаем - Гаршин как оказалось был хорошим пророком. Многие люди представляют себе боярыню Морозову суровой, пожилой женщиной, как на картине, которая фанатично взметнула руку в двоеперстии. Что ж, Суриков хорошо знал историю и в главном не пошел против правды, ну а детали вымысла были необходимы ему ради символических обобщений.

Боярыня Морозова не была старой - посмотрите на даты ее жизни. Арестовывали боярыню за 4 года до смерти, тогда ей не было и сорока, но мученицу за идею народная память могла запечатлеть только пожившей, мудрой и чуждой всякого легкомыслия.

Почему же слава боярыни Морозовой перешагнула столетия? Почему среди тысяч страдальцев за веру именно этой женщине суждено было стать символом борьбы раскольников против «никонианцев»?

На полотне художника Феодосия Прокопьевна обращается к московской толпе, к простолюдинам - к страннику с посохом, к старухе-нищенке, к юродивому, ко всем тем, кто на самом деле представлял социальный слой борцов против новых обрядов. Однако Морозова была не рядовая ослушница. Чудов монастырь, куда ее везли, находился в Кремле. Неизвестно, смотрел ли царь с дворцовых переходов, как провожал народ свою любимицу, как возглашала она анафему «нечестивцам», но в том, что мысль о Морозовой преследовала его, не давала ему покоя, сомневаться не приходится.

Картина В. Сурикова «Боярыня Морозова»

Род Морозовых

Боярыня слишком близко стояла к престолу, слишком хорошо знала царя, а кроме этого, род Морозовых был одним из самых знатных. Такого рода высокопоставленных семей в России было меньше десяти, по крайней мере, Романовы, к которым относился Алексей Михайлович, имели не больше прав на престол, чем любой из Морозовых. Можно догадаться, до какой степени неуютно чувствовал себя царь, отдавая приказ об аресте боярыни. Однако были еще и другие обстоятельства для беспокойства.

Братья Морозовы, Борис и Глеб, приходились родственниками отцу царя Михаилу и в юные годы служили у старшего Романова спальниками, это было исключительное положение при дворе. Когда в 1645 г. 17-ти летний Алексей венчался на престол, Борис Морозов стал его ближайшим советником. Именно боярин выбрал для государя жену Марию Ильиничну Милославскую и на свадьбе играл первую роль - был у государя «на отцово место». Через 10 дней Борис Морозов, вдовец и человек уже пожилой, женился вторым браком на царицыной сестре Анне и стал царским свояком.

Из своего исключительного положения он смог извлечь все, что можно. И если хорошим состоянием для барина той эпохи считалось владение 300 крестьянскими дворами, то у Морозова их было больше 7000. Неслыханное богатство!

Карьера Глеба Ивановича, человека весьма заурядного, полностью зависела от успехов его брата. Младший Морозов женился на неродовитой 17-ти летней красавице Феодосии Соковниной, которая очень дружна была с царицей. Борис Иванович умер не оставив наследников, и все его огромное состояние отошло к младшему брату, который также в скором времени скончался, сделав свою вдову и отрока Ивана Глебовича самыми богатыми людьми государства Российского.

1) Царь Алексей Михайлович Романов
2) Боярыня Морозова навещает протопопа Аввакума

Жизнь боярыни Морозовой

Боярыню Морозову окружало не просто богатство, но роскошь. Современники вспоминали, что она выезжала в карете позолоченной, которую везли 6-12 лучших лошадей, а позади бежали человек 300 слуг. В морозовском имении Зюзино был разбит огромный сад, где гуляли павлины. Учитывая все это - удачное замужество Морозовой, роскошную жизнь, личную дружбу с царской семьей, - можно понять протопопа Аввакума, который видел нечто абсолютно исключительное в том, что Феодосия Прокопьевна отреклась от «земной славы». Боярыня в действительности стала ярой противницей церковных реформ. В ней бушевал темперамент общественного деятеля, и она сполна смогла себя реализовать, защищая старую веру.

Дом богатой и влиятельной боярыни превратился в штаб противников нововведений, критиков внесения исправлений в церковные книги, сюда приезжал, подолгу жил, получая приют и защиту, вождь раскольников - . Целыми днями Морозова принимала странников, юродивых, священников, изгнанных из монастырей, создавая своеобразную оппозиционную партию царскому двору. Сама боярыня и ее родная сестра княгиня Евдокия Урусова были слепо преданы Аввакуму и во всем слушали пламенного проповедника.

Но было бы неправильно считать, что боярыня Морозова была фанатичкой и «синим чулком». Даже Аввакум замечал, что она отличалась веселым и приветливым характером. Когда скончался старый муж, ей было всего 30 лет. Вдова «томила» тело власяницей, но и власяница не всегда помогала усмирить плоть. Аввакум в письмах советовал своей воспитаннице выколоть глаза, чтобы избавиться от любовного соблазна.

Уличал протопоп боярыню и в скупости по отношению к их общему делу, но, скорей всего, это была не просто скупость, а рачительность хозяйки. Морозова беззаветно любила своего единственного сына Ивана и хотела передать ему все морозовские богатства в целости и сохранности. Письма боярыни опальному протопопу, помимо рассуждений о вере, наполнены чисто женскими жалобами на своих людей, рассуждениями о подходящей невесте для сына. Словом, Феодосия Прокопьевна, обладая завидной силой характера, имела вполне человеческие слабости, что, конечно, делает ее подвижничество еще более значительным.

Боярыня, будучи близкой подругой супруги государя, имела сильное на нее влияние. Мария Ильинична, конечно, не противилась мужниным реформам церкви, но душой все-же сочувствовала обрядам своих родителей и прислушивалась к нашептываниям Феодосии Прокопьевны. Алексею Михайловичу навряд ли это нравилось, но царь, любивший жену, не допускал выпадов против боярыни, хотя последняя становилась все более нетерпимой по отношению к нововведениям и открыто поддерживала царских врагов.

1669 год – царица скончалась. Еще на протяжении двух лет Алексей Михайлович опасался трогать непокорную боярыню. Как видно, сказывалась печаль по безвременно ушедшей супруге, но больше всего остерегался государь возмущений старинных боярских родов, которые могли бы усмотреть в посягательстве на Феодосию Прокопьевну прецедент расправы с высокопоставленными семьями. Тем временем Морозоав приняла постриг и стала именоваться инокиней Феодорой, что, конечно, усилило ее фанатизм и «стояние за веру». И когда в 1671 г. утешившийся, в конце концов, царь играл свадьбу с Натальей Кирилловной Нарышкиной, боярыня Морозова во дворец явиться не пожелала, сославшись на болезнь, что Алексей Михайлович счел за оскорбление и пренебрежение.

Пытка боярыни Морозовой – рисунок В. Перова

Арест

Вот тут-то государь и припомнил боярыне Морозовой все былые обиды; сказалось, как видно, и то, что царь, как простой смертный, недолюбливал подругу любимой супруги и, как всякий мужчина, ревновал к ней. Самодержец обрушил на непокорную боярыню всю свою деспотическую силу.

Ночью 14 ноября 1671 г. Морозову в цепях препроводили в Чудов монастырь, где ее стали уговаривать причаститься по новому обряду, но старица Феодора отвечала твердо: «Не причащуся!» После пыток они вдвоем с сестрой были отправлены подальше от Москвы в Печерский монастырь. Там содержание узниц было относительно сносным. По крайней мере боярыня могла поддерживать общение со своими друзьями. Ее могли навещать слуги, приносить еду и одежду.

Протопоп Аввакум по-прежнему передавал наставления своей духовной дочери. А ей как раз была необходима теплая, сострадательная поддержка - у боярыни умер ее единственный, горячо любимый сын. Горе увеличивалось еще и тем, что она не могла с ним проститься, да и каково ей, монахине Феодоре, было узнать, что сына причащали и похоронили по новым «нечестивым» обрядам.

Новый патриарх Питирим Новгородский, сочувствовавший сторонникам Аввакума, обратился к самодержцу с просьбой отпустить Морозову и ее сестру. Кроме соображений гуманности, в этом предложении была и доля политического умысла: заключение твердой в своей вере боярыни, ее сестры и их подруги Марии Даниловой производило сильное впечатление на русский люд, и их освобождение скорей привлекало бы к новому обряду, чем устрашение. Но государь, не жестокий по своей природе, в этот раз оказался непреклонен. Вновь напрашивается версия, что его жгла какая-то личная обида на Морозову, а возможно, он чувствовал себя неловко перед Феодосией Прокопьевной из-за женитьбы на молодой красавице Нарышкиной и хотел позабыть о прошлом. Впрочем, чего гадать?..

Смерть боярыни

Обдумав обстоятельства казни ненавистной боярыни, Алексей Михайлович решил, что не следует предавать узниц сожжению на костре, потому как «на миру и смерть красна», а велел заморить староверок голодом, бросив их в холодную яму Боровского монастыря. Все имущество боярыни Морозовой конфисковали, братьев ее поначалу сослали, а потом тоже казнили.

Драматизм последних дней Морозовой не поддается описанию. Бедные женщины, доведенные голодом до отчаяния, просили у тюремщиков хотя бы кусочек хлеба, но получали отказ. Первой 11 сентября умерла княгиня Урусова, за ней 1 ноября скончалась от истощения Феодосия Прокопьевна. Перед смертью она нашла в себе силы попросить тюремщика вымыть в реке ее рубаху, чтобы по русскому обычаю умереть в чистой сорочке. Дольше всех, еще целый месяц, мучилась Мария Данилова.

Великий некогда род Морозовых перестал существовать.