РУССКИЙ СЛЕД В МОНГОЛИИ

Публикации, статьи, аналитика, документы

Приближение границ России к владениям независимых монгольских ханов началось в ХVII в., когда отряды русских землепроходцев продвинулись далеко на восток в Сибирь и, частности, в Прибайкалье. У монголов русские узнавали о Китае и о путях в эту страну; через земли монголов туда ездили; с монголами торговали, обменивались посольствами. Граница между Россией и Монголией была в то время условной, часто менялась, поэтому перемещение населения в ту и другую сторону было практически свободным.

Однако постепенно в отношения между русскими и монголами начинает вмешиваться маньчжурский фактор. Обострение отношений Китая и России в Приамурье осложнило и контакты последней с монгольскими ханами, т. к. маньчжурские правители всячески препятствовали их развитию. В конце ХVII в. Пекину удалось спровоцировать несколько нападений монголов на русские остроги в Прибайкалье. После включения Халхи в состав Цинской империи в 1691 г. ситуация еще более осложнилась. Маньчжурские власти боялись всего: восстания китайцев, возрождения былой военной мощи монголов, усиления среди них влияния России. Поэтому их политика была направлена на предотвращение подобных неприятностей. В 1720 г. они выслали из Урги всех российских купцов, закрыли доступ российским караванам в Пекин и издали указ, обеспечивший постоянный надзор за русско-монгольскими связями. Вплоть до 1917 г. маньчжурский фактор оказывал существенное влияние на взаимоотношения между русскими и монголами.

После захвата Халхи цинские власти стали настоятельно требовать демаркации границы с Россией, что и произошло в 1727 г. в результате подписания Кяхтинского договора. В это время, через внутренние районы Монголии проезжали русские послы, курьеры, члены Российской духовной миссии, купцы, которые на свой страх и риск торговали в Урге и других местах страны, путешествовали и буряты, ходившие на богомолье. Однако русских поселений в Монголии в тот период еще не было.

Ситуация начала меняться после подписания Россией и Китаем Пекинского договора (1860 г.) и "Правил сухопутной торговли" (1862 г.,) которые разрешили торговлю русских купцов в Монголии, создание консульства в Урге и т. д. По рекам Онону и Аргуни, через Кяхту и западной участок границы в Монголию потянулись купцы, казаки, мещане, крестьяне кто по делам, а кто просто из любопытства. К 1865 г. там побывало уже 3977 человек, и некоторые остались на постоянное жительство. Они и положили начало формированию русской колонии в Монголии.

РОССИЯ - МОНГОЛИЯ

Постоянно проживающие в Монголии российские граждане
внесли большой вклад в ее развитие

Усова Наталья Борисовна
Член руководящего совета Ассоциации российских
соотечественников, проживающих в Улан-Баторе,
Заслуженный работник образования Монголии
.

Об истории русской диаспоры в Монголии до революции 1921 года написано множество статей и книг, но о ее жизни после революции, особенно в «советский период», почти ничего неизвестно. Этот период в истории диаспоры мало изучен.

В истории русской колонии в Монголии можно наблюдать 3 волны эмиграции:
1. С 1880 до 1928 годы (до закрытия границы);
2. Советские переселенцы, бежавшие от голода из СССР;
3. Совместные браки, приезжие.

Учитывая, что русская колония до 1921 года была собранием разного рода люда, в основном состоящая из торговцев и коммерсантов, то можно предположить, что после победы Народной революции в Монголии большинство русских купцов и коммерсантов покинули страну. В истории колонии известен факт, когда Красная армия входила в Ургу, то в это время на восток, через город Уляастай в Китай, ушёл большой обоз с русским людом. А в 1928 году из Монголии уехал последний крупный русский коммерсант, директор «Монголбанка» Першин Д.П.

Русские, постоянно проживающие в Монголии, после революции были в основном выходцами из забайкальских крестьян. Они пахали землю, пасли скот в деревнях, расположенных вдоль приграничных рек Никой, Кудара, Селенга. Это были деревни Жаргалантуй, Карнаковка, Булуктай, Хон-дон, Ебицык и другие. В то время не была чётко проведена демаркационная линия границы, поэтому простые люди не понимали, где Россия, где Монголия, а также лояльное отношение к русским монгольских властей - всё это дало возможность косить сено и пасти скот на плодородной монгольской земле. Позже стали строить заимки, а со временем и добротные дома, что позволило переселяться в Монголию семьями. Многие семьи разделились. Кто-то остался жить в России, а кто-то в Монголии. Так на территории Монголии появились русские поселения и деревни.

До сегодняшних дней в этих местах сохранились заброшенные могилы и заросшие бурьяном места, где стояли дома русских поселенцев.

Всех переселенцев также можно разделить на 3 категории:
1. Столыпинские переселенцы. Они переселились из России в Сибирь на бесплатно раздаваемые земли по указу Столыпина. В основном эти переселенцы жили в деревне Карнаковка.
2. Семейские переселенцы. Староверы, жившие в деревне Хондон.
3. Переселенцы из забайкальского казачества, селившиеся по всей Монголии.

Переселившись на постоянное жительство в Монголию, крестьяне продолжали заниматься сельским хозяйством, но среди них также были кузнецы, плотники, печники и строители. Появились первые школы, магазины, пекарни. Учителей в эти деревни по Указу Сталина присылали из Советского Союза. В стране развивалось автотранспортное хозяйство и русские одними из первых осваивали рабочие специальности водителей, механиков, слесарей.

Второй волной русской эмиграции в Монголию в 30-ые годы были советские переселенцы, бежавшие от голода из СССР в поисках лучшей доли и благосостояния. Большой приток таких людей был на шахту Налайха и в город Улан-Батор. Из Советского Союза приезжали бригады для строительства мостов, для перевозки грузов, для промартелей, была большая группа перегонщиков скота в Союз. Многие, приехав в Монголию, оседали в этой стране.

Третьей волной эмиграции были и есть советские и российские граждане, состоящие в совместных браках, а также приезжие, получившие вид на жительство в Монголии.

Из первой и второй волн эмиграции в основном и сформирована современная диаспора в Монголии, взамен почти исчезнувшей старой общины выходцев из Российской империи.

До 40-х годов численность русскоязычного населения, в том числе и бурят, составляла несколько десятков тысяч, к сожалению, точных данных по этому показателю нет. Современная диаспора насчитывает немногим более 1000 человек.

С 1921 по 1990-ые годы Монголия была социалистическим государством. Большую роль в развитии государства и ее экономики вместе с монгольскими гражданами и специалистами из СССР играли и постоянно проживающие в Монголии советские граждане. Об этом малоизвестно, и современная молодёжь почти не знает истории своей диаспоры.

В 1921 году русское население пришло на помощь монгольской революции, многие участвовали в партизанском движении в отрядах Сухэ-Батора. Например, Иоким Смолин был командиром партизанского отряда. Вдовина Анастасия Ивановна часто ходила в разведку, партизанила в отрядах Горбушина, памятник которому стоит в посёлке Булуктай. Она награждена почётным знаком «Партизан».

Русские, постоянно проживающие в Монголии, участвовали почти во всех войнах, которые вела Россия в прошлом веке:

1. Поход Великих держав в Китай на подавление «боксёрского» восстания (1900 год);
2. Русско-японская война (1904-1905г.);
3. Первая мировая война (1914-1918г.);
4. Гражданская война (1918-1924г.);
5. Советско-финская война (1939-1940г.);
6. Война с Японией на Халхин-Голе (1939г.) (до 1939 года мужчины из Монголии призывались на действительную военную службу)
7. Великая Отечественная война (1941-1945 г.);
8. В афганской и чеченской войнах принимали участие потомки постоянно проживающих.

Русские воевали храбро и достойно. Наш соотечественник Мартын Лаврентьевич Чураков за сопровождение военных грузов на Халхин-Гол и на фронты Великой отечественной войны получил орден «Полярная звезда» и орден «Боевого Красного знамени».
В годы Великой Отечественной войны из Монголии на фронт ушло 5000 человек, а возвратилось лишь 2000 фронтовиков. Многие из них были награждены боевыми наградами. А те, кто остался в Монголии, в том числе, жёны, дети, матери, в течение всей войны собирали ценности, деньги, сдавали скот, вязали тёплые вещи для отправки на фронт. На средства и пожертвования, собранные русским народом, в Монголии был построен танк «Русский колхозник», который воевал в 1-ой гвардейской танковой армии М. Катукова. До 90-х годов фронтовиков из Монголии не признавали ветеранами ВОВ, не ценили их заслуги перед Россией. А ведь вся история и все события в Советском Союзе всегда непосредственно затрагивали и жизнь русской общины в Монголии. Не обошли её и репрессии 30-х годов. Людей забирали, как из Улан-Батора, так и с деревень, с шахт Налайха. Почти

никто из них не возвращался. Люди исчезали бесследно. В это же время русских начали выселять из Монголии.

По окончании ВОВ, оставшиеся в живых фронтовики вернулись в Монголию, некоторые остались служить в Советской армии. Жизнь постепенно входила в обычное русло. Из деревень детей отправляли учиться в 7-летние школы городов Алтан-Булак и Сухэ-Батор. Молодежь для продолжения учёбы в средних школах, в техникумах, в училищах переезжала в столицу. Многие поступали в МонГУ и в Монгольский педагогический институт. Заметно повысился образовательный уровень наших соотечественников. В 70-80 годы прошлого века советских граждан, постоянно проживающих в Монголии и имеющих среднетехническое и высшее образование, было больше 60%.

Получив хорошее образование, русские люди работали во многих отраслях народного хозяйства Монголии, в школах и вузах, в больницах, на предприятиях и электростанциях. Появились зоотехники, ветврачи, экономисты, геологи, строители и т.д. На различных автобазах работало много водителей из числа русской молодёжи.

Особое внимание хочется уделить Улан-Баторской железной дороге. До смерти Сталина строительство и обслуживание железной дороги осуществлялось за счёт рабочих 505-ого строительного отряда. После 1953 года Монгольская железная дорога осталась без обслуживающего персонала. Монгольских рабочих и их знаний не хватало для поддержания дороги в рабочем состоянии. В эти годы администрация железной дороги заключала договоры о найме на работу с русскоязычным населением, проживающим в русских деревнях Селенгинского аймака. Она оказывала помощь в бесплатной перевозке их домов и хозяйства до железнодорожных станций Сухэ-Батор, Дархан, Дзун-хара, Мандал. Наибольшее количество людей переселилось на станцию Дзун-Хара. Даже улицы неофициально назывались по названиям деревень - Хондонская, Бельчирская.

В Улан-Баторе открылся Железнодорожный техникум, где работали преподаватели из Советского Союза. Получив специальность, русские работали составителями поездов, дежурными по станциям, вагонными мастерами, машинистами, слесарями, экономистами. Советские граждане, постоянно проживающие в Монголии, внесли большой вклад в развитие УБЖД.
Люди все свои силы и знания отдавали работе. Работали и работают в различных отраслях экономики, образования, медицины, строительства и др. Монгольский народ и монгольское правительство уважали и уважают советских и российских граждан за их честность, трудолюбие, добросовестность. Среднее и старшее поколения получали бесплатное высшее образование, бесплатно получали жилплощадь, многие российские граждане награждены за достойный труд правительственными наградами Монголии.

Здесь хотелось бы назвать фамилии людей, которые удостоены монгольскими правительственными орденами. Их 12 человек.

1. Кожин Михаил Иванович за работу комбайнером в госхозе «Жаргалант» награждён в 1956 г. орденом «Полярная звезда», в 1960 году орденом «Трудового Красного Знамени». В 1961 году он стал кавалером ордена Сухэ-Батора.
2. Попов Георгий Сергеевич работал в строительном управлении инженером-экономистом, затем в Центральном управлении строительства, в Госплане МНР и в Комитете народного контроля при Совмине. За свою трудовую деятельность награждён в 1956 году первым орденом «Полярная Звезда, в 1979 году вторым орденом «Полярная звезда». Также награждён различными медалями.
3. Усов Виктор Прокопьевич работал инженером по снабжению в Министерстве внешней торговли. В 1974 году награждён орденом «Полярной звезды», также имеет различные медали.
4. Усова Любовь Даниловна 37 лет проработала бухгалтером по иностранным расчётам в Министерстве внешней торговли. В 1974 году получила орден «Полярная звезда», имеет различные медали и награды.
5. Брилёв Николай Александрович в 1948 году работал водителем в составе второй монгольской палеонтологической экспедиции под руководством известного писателя Ивана Ефремова. С 1950 года по 1991 годы работал водителем грузового транспорта на автобазе УБЖД. Непрерывный стаж на железной дороге - 41 год. В 1985 году получил орден «Полярная звезда».
6. Маслов Валерий Иванович работает в республиканской клинической больнице заведующим эндоскопического отделения, магистр медицины, профессор, стаж работы - 30 лет. Имеет различные награды и медали, награждён орденом «Полярная звезда».
7. Былиновский Леонид Александрович работал водителем, трактористом, комбайнером. В 1975 награждён первым орденом «Полярная звезда», в 1986 году вторым орденом «Полярная звезда», также имеет другие награды и медали.
8. Былиновский Юрий Александрович работал водителем, трактористом, комбайнером. В 1960 году награждён орденом Трудового Красного знамени.
9. Дунаев Владимир Александрович работал в МонГУ инженером. Дважды кавалер ордена «Полярная звезда».
10. Рудов Алексей Александрович . Работал водителем. Кавалер орденов «Полярная звезда», Трудового Красного знамени.
11. Лощенков Анатолий Васильевич работал в МонГУ преподавателем, доцент математических наук. В 2001 году награждён орденом «Полярная звезда».
12. Сайж-Чойдон Сэсэгма Чагдуровна - передовой работник культуры, награждена орденом «Полярная звезда» в 2007 году.

В 1990 году в Монголии началась новая демократическая эпоха. Временное охлаждение российско-монгольских отношений в начале 90-х годов оказало негативное влияние на российскую диаспору в Монголии. Закрывались и реорганизовывались совместные и российские организации, многие россияне, постоянно живущие в Монголии, остались без работы. Кто-то уехал из страны, кто-то остался.

В начале XXI века положение российской диаспоры нельзя назвать «идеальным». Проблемы с трудоустройством, жилищные проблемы - всё это накладывает свой отпечаток на жизнь россиян в Монголии. С началом демократических перемен и русский язык, к сожалению, ощутимо сдал свои позиции. И всё-таки, несмотря на все трудности современной жизни, россияне, постоянно проживающие в Монголии, продолжают честно трудиться и вносить свой вклад в процветание Монголии.

ЛИТЕРАТУРА

• Опубликовано в книге "Русские в Монголии". Монголия. Улан-Батор. 2009 год. 208 стр. с иллюстрациями. Тираж 1000 экз. Сканирование и правка Е.Кулаков.

Казаки, или те, кто себя к ним причисляет, становятся ощутимой политической силой и охранителями консервативных ценностей. Сегодня они выступают на этнографических фестивалях, патрулируют улицы, громят выставки современного искусства, охаживают нагайками политических панков. Отношение к казачеству в российском обществе весьма противоречиво и скептично. Их называют ряженными, отказывая в аутентичности. «Истинное» казачество в стиле «Тихого Дона», по мнению многих, осталось где-то в далеком прошлом. Но что мы знаем о казаках и их политических взглядах? Как и многие исторические персонажи, казаки мифологизированы. Одним из самых ярких казачьих образов связан с личностью Григория Семенова. В современной прессе он предстает настоящим носителем казачьей идеи, бесстрашным борцом за Российскую империю, жертвой большевистского режима. Для российских азиатов атаман Семенов – почти бурят-монгол, «с внешностью типичного забайкальского гурана», друг «живого Будды монголов» Богдо-гэгэна Джебзун-хутухты, борец за создание единого монгольского государства, так сказать, «атаман панмонголистов». Так кем же был на самом деле Семёнов – панмонголистом или русским монархистом-белогвардейцем?

Казак по рождению

Глава «государственной власти Российской Восточной окраины», включавшей территорию от Байкала до Тихого океана, генерал-лейтенант, атаман Забайкальского, Амурского и Уссурийского казачьих войск Григорий Михайлович Семенов родился 13 (25) сентября 1890 г. в разъезде Куранжа Дурулгиевской станицы (ныне Ононский район) Забайкальской области в семье небогатого потомственного казака Михаила Петровича (умер в 1911 г.) и Евдокии Марковны из старообрядцев. Его бабушка по матери (по другим данным, по отцу) была буряткой. Так или иначе, «гуранское происхождение» будущего атамана не подвергается сомнению историками. Этот фактор, а также соседство с бурятами и монголами обусловили прекрасное владение Семёновым бурятским и монгольским языками, которые, как он сам писал, «знал с детства». Русскую письменную грамоту, то есть начальное образование по меркам того времени, он получил, окончив двухклассное училище в соседнем селе Могойтуй (ныне это райцентр в Агинском Бурятском округе).

Военный по призванию

В 1908 г. молодой Семенов поступил в Оренбургское казачье юнкерское училище, которое окончил в 1911 г. По одним сведениям, это училище он закончил с отличием, по другим – очень плохо. Так, в своей характеристике Семёнова барон Врангель, командир его полка, писал, что он «кончил училище с трудом», что ему всегда не хватало образования, отмечал его узкий кругозор, склонность к интригам, неразборчивость в средствах достижения цели. Тем не менее, можно предположить, что Семёнов, выросший в казачьей семье, в казачьей станице, был военным по призванию. Тот же Врангель, аристократ, человек «белой кости», продолжал с неудовольствием, что Семёнов при этом отличный строевик, бойкий, храбрый, особенно на глазах начальства, умеет быть весьма популярным среди казаков и офицеров, умеет организовать… Последнее качество для офицера в то сложное время было, наверное, более важным, что Семёнов и продемонстрировал своей весьма успешной военной карьерой. Так, на фронтах Первой мировой Семёнов действительно показал себя инициативным и смелым офицером, за что был награжден Орденом святого Георгия за то, что отбил у немцев знамя своего полка под Варшавой, а также Георгиевским оружием за прорыв первым в занятый немцами город Млаву. Правда, военные историки неоднократно отмечали, что некоторые успехи собственно семеновских формирований в Забайкалье были лишь до той поры, пока красным противостояли японские регулярные соединения, а с их уходом, по соглашению сторон, семеновцы продержались лишь два месяца и были затем отброшены за кордон.

Владивосток. Атаман Семёнов (крайний слева в кресле). Американские солдаты с русскими офицерами - командирами войск Российской Восточной Окраины. Рядом с Семёновым генерал-майор Уильям Сидни Грейвс, командующий 8-й пехотной дивизией, которая была основой американских Экспедиционных сил в Сибири.

Монархист по убеждению

Весной 1917 г. командир полка Семёнов, видя падение дисциплины, разложение русской армии, обращается в военному министру Временного правительства Керенскому с предложением организовать призыв в армию «туземцев Восточной Сибири», сформировать полк из бурят и монголов, рекомендуя себя знатоком этих народов и их воинских качеств. Необходимость азиатских частей он обосновывал и тем, что только так можно «пробудить совесть русского солдата, у которого живым укором были бы эти инородцы, сражающиеся за русское дело». Будучи в столице, он предлагает своему командиру организовать арест Ленина и большевиков, которых необходимо затем незамедлительно расстрелять. Он видел в большевиках главное зло, которое разлагало и армию и страну. Эта ненависть к большевикам и будет в дальнейшем его внутренним двигателем, диктовавшим все его военные и политические акции, вплоть до самой смерти-казни в 1946 г. Он не был монархистом, точнее, он отказался от монархических идей уже в период 1918-1919 гг., когда воочию убедился в полном провале и забвении их у всех российских новоявленных «правителей». Идея царизма в условиях борьбы большевиков с сонмом белых, анархистов, кадетов и прочих внутренних оппозиций и иностранных интервентов с каждым днём сходила на нет. Само время выветрило монархические идеи из голов даже самых ярых противников большевизма.

Атаман панмонголистов

Именно потому, что Семёнов так и не поверил ни одному лидеру Белого движения, он, забайкалец-гуран, обратил свои взоры к бурятам и монголам, к их вековой мечте – к панмонголизму, воссозданию единой Монголии. Это была не игра в этнодемократию, не тайный замысел использования инородцев в своих «белогвардейских» целях борьбы с большевиками. Интересно, что Семёнов, как и барон Унгерн, одновременно с ним, но вполне самостоятельно, пришел к идее создания кавалерийских частей из монголов и бурят, воинские качества которых они оба хорошо знали и весьма высоко ценили. Идея создания монголо-бурятских полков и дивизий – их общее детище – была вполне осмысленным и первым шагом этих харизматичных офицеров на пути к образованию единого панмонгольского государства – Великой Монголии. Ни один из вождей Белого движения даже близко не подходил к идее панмонголизма, которая однозначно ассоциировалась у них лишь с «дикостью», «азиатчиной», «игом» и т.д. Но Унгерн и Семёнов так не считали. Они не были узколобыми русскими националистами, как все белогвардейские лидеры и вообще белые; наоборот, они восхищались империей Чингисхана, её чётким институциональным устройством, твёрдым порядком и законностью, её веротерпимостью и культурным разнообразием. Вместе с лидерами национальных движений бурят, монголов, баргутов они на деле пытались осуществить общемонгольскую мечту о воссоединении в едином государстве. Искажением истории являются попытки современных казаков и прочих имперцев изобразить атамана и барона русскими националистами. Формально они были, скорее, сепаратистами, увлекшимися идеей панмонголизма, который, по мнению крупнейшего монголоведа мира из США проф. Роберта Рупена, был самой мощной и влиятельной идеей ХХ века в Центральной Азии.

Кровавый тиран

Уже в первой половине декабря 1917 г. Семёнов со своим Бурято-Монгольским казачьим отрядом, получая жалованье от большевиков, расправляется с их лидерами в Забайкалье. Показателен метод Семёнова: расстреляв большевика Аркуса, Семенов приказал вспороть ему живот, облить бензином и сжечь. Атаман везде «лютовал», создавая самые изощренные застенки и изобретая страшные пытки. В Троицкосавске в городской тюрьме было зарублено около 1600 «неблагонадежных». Шашками были в куски изрублены находившиеся в тюремном лазарете больные и раненные красноармейцы и сочувствующие.

На станции Андрияновка были расстреляны 3000 пленных красноармейцев, казаков, отказавшихся вступить в семёновские отряды. Особо отличались семёновцы отрядов генералов Тирбаха и Унгерна, а также карательные отряды Чистохина и Филыпина. Семёнов об этом писал: «В условиях гражданской войны всякая мягкотелость и гуманность должны быть отброшены». Эта бесчеловечная жестокость вызвала всеобщий протест в крае, рост партизанского движения и закономерное изгнание бандитов Семёнова.

Закономерный финал

Осенью 1920 г., потерпев жестокое поражение от красных из армии ДВР, Семенов, бросив остатки своей армии, бежал из Читы на аэроплане. Из Маньчжурии он неоднократно пытался затем собрать какие-то силы, но казаки ему уже не верили как беглецу. В Японии он пытался вытребовать золото Колчака, а в 1932 году даже предпринимал попытки вернуться в политику. В августе 1945 г., потеряв всякую надежду на «возвращение в строй, сдался советским войскам и через год был казнён через повешение.

Сбылись пророчества его друга Богдо-гэгэна, якобы сказанные тогда ещё хорунжему в 1913 г.: «Ты, Гриша, не умрёшь обычной смертью. Тебя минует пуля, не коснется сабля, стрела и копье пролетят мимо. Ты сам позовёшь себе смерть». Так и получилось: он не имел ни одного ранения за всю боевую жизнь, но он сам вышел навстречу убийцам. В своих мемуарах, написанных в 1936 г., он гордится лишь одним моментом своей жизни: тем, что «20 лет от роду мне пришлось встать на путь политической деятельности, вмешавшись в создание истории страны великого Чингисхана…». Как и барон Унгерн, атаман Семёнов всю жизнь искал себя, пожелав устроить порядок силой оружия, убийствами и страхом.

Никакое воображение не способно представить себе картину этих истязаний. Людей раздевали догола, связывали кисти рук веревкой и подвешивали к перекладинам с таким расчетом, чтобы ноги едва касались земли, а потом медленно и постепенно расстреливали из пулеметов, ружей или револьверов. Пулеметчик раздроблял сначала ноги для того, чтобы они не могли поддерживать туловища, затем наводил прицел на руки и в таком виде оставлял висеть свою жертву, истекающую кровью... Насладившись мучением страдальцев, он принимался снова расстреливать их в разных местах до тех пор, пока живой человек не превращался в кровавую массу и только после этого добивал ее выстрелом в лоб. Тут же сидели и любовались казнями приглашенные "гости", которые пили вино, курили и играли на пианино или балалайках...

Часто практиковалось сдирание кожи с живых людей, для чего их бросали в кипяток, делали надрезы на шее и вокруг кисти рук, щипцами стаскивали кожу, а затем выбрасывали на мороз... Этот способ практиковался в харьковской чрезвычайке, во главе которой стояли "товарищ Эдуард" и каторжник Саенко. По изгнании большевиков из Харькова Добровольческая армия обнаружила в подвалах чрезвычайки много "перчаток". Так называлась содранная с рук вместе с ногтями кожа. Раскопки ям, куда бросали тела убитых, обнаружили следы какой-то чудовищной операции над половыми органами, сущность которой не могли определить даже лучшие харьковские хирурги... На трупах бывших офицеров, кроме того, были вырезаны ножом или выжжены огнем погоны на плечах, на лбу - советская звезда, а на груди - орденские знаки; были отрезаны носы, губы и уши... На женских трупах - отрезанные груди и сосцы и пр. и пр. Много людей было затоплено в подвалах чрезвычаек, куда загоняли несчастных и затем открывали водопроводные краны.

В Петербурге во главе чрезвычайки стоял латыш Петерс, переведенный затем в Москву. По вступлении своем в должность "начальника внутренней обороны", он немедленно же расстрелял свыше 1000 человек, а трупы приказал бросить в Неву, куда сбрасывались и тела расстрелянных им в Петропавловской крепости офицеров. К концу 1917 года в Петербурге оставалось еще несколько десятков тысяч офицеров, уцелевших от войны, и большая половина их была расстреляна Петерсом, а затем жидом Урицким. Даже по советским данным, явно ложным, Урицким было расстреляно свыше 5000 офицеров.

Переведенный в Москву, Петерс, в числе прочих помощников имевший латышку Краузе, залил кровью буквально весь город. Нет возможности передать все, что известно об этой женщине-звере и ее садизме. Рассказывали, что она наводила ужас одним своим видом, что приводила в трепет своим неестественным возбуждением... Она издевалась над своими жертвами, измышляла самые жестокие виды мучений преимущественно в области половой сферы и прекращала их только после полного изнеможения и наступления половой реакции. Объектами ее мучений были главным образом юноши, и никакое перо не в состоянии передать, что эта сатанистка производила со своими жертвами, какие операции проделывала над ними... Достаточно сказать, что такие операции длились часами и она прекращала их только после того, как корчившиеся в страданиях молодые люди превращались в окровавленные трупы с застывшими от ужаса глазами...

Ее достойным сотрудником был не менее извращенный садист Орлов, специальностью которого было расстреливать мальчиков, которых он вытаскивал из домов или ловил на улицах...

"...Чрезвычайки занимали обыкновенно самые лучшие дома города и помещались в наиболее роскошных квартирах. Здесь заседали бесчисленные "следователи". После обычных вопросов о личности, занятии и местожительстве начинался допрос о политических убеждениях, о принадлежности к партии, об отношении к советской власти, к проводимой ею программе и прочее, затем под угрозой расстрела требовались адреса близких, родных и знакомых жертвы и предлагался целый ряд других вопросов, совершенно бессмысленных, рассчитанных на то, что допрашиваемый собьется, запутается в своих показаниях и тем создаст почву для предъявления конкретных обвинений.

Таких вопросов предлагалось сотни, ответы тщательно записывались, после чего допрашиваемый передавался другому следователю. Этот последний начинал допрос сначала и предлагал буквально те же вопросы, только в другом порядке, после чего передавал жертву третьему следователю, затем четвертому и т.д. до тех пор, пока доведенный до полного изнеможения обвиняемый соглашался на какие угодно ответы, приписывал себе несуществующие преступления и отдавал себя в полное распоряжение палачей. Шлифовались и вырабатывались методы, дошедшие в смягченном виде и до наших дней. Впереди были еще более страшные испытания, еще более зверские истязания.

В изданной Троцким брошюре "Октябрьская революция" он хвастается не сокрушимым могуществом советской власти. "Мы так сильны, - говорит он, - что если мы заявим завтра в декрете требование, чтобы все мужское население Петрограда явилось в такой-то день и час на Марсово поле, чтобы каждый получил 25 ударов розог, то 75% тотчас бы явились и стали бы в хвост и только 25% более предусмотрительных подумали запастись медицинским свидетельством, освобождающим их от телесного наказания..."

В Киеве чрезвычайка находилась во власти латыша Лациса. Его помощниками были Авдохин, "товарищ Вера", Роза Шварц и другие девицы. Здесь было полсотни чрезвычаек. Каждая из них имела свой собственный штат служащих, точнее палачей, но между ними наибольшей жестокостью отличались упомянутые выше девицы. В одном из подвалов чрезвычайки было устроено подобие театра, где были расставлены кресла для любителей кровавых зрелищ, а на подмостках, т.е. на эстраде, производились казни. После каждого удачного выстрела раздавались крики "браво", "бис" и палачам подносились бокалы шампанского. Роза Шварц лично убила несколько сот людей, предварительно втиснутых в ящик, на верхней площадке которого было проделано отверстие для головы. Но стрельба в цель являлась для этих девиц только штучной забавой и не возбуждала уже их притупившихся нервов. Они требовали более острых ощущений, и с этой целью Роза и "товарищ Вера" выкалывали иглами глаза, или выжигали их папиросами, или забивали под ногти тонкие гвозди.

В Одессе свирепствовали знаменитые палачи Дейч и Вихман с целым штатом прислужников, среди которых были китайцы и один негр, специальностью которого было вытягивать жилы у людей, глядя им в лицо и улыбаясь своими белыми зубами. Здесь же прославилась и Вера Гребенщикова, ставшая известной под именем "Дора". Она лично застрелила 700 человек. Среди орудий пыток были не только гири, молоты и ломы, которыми разбивались головы, но и пинцеты, с помощью которых вытягивались жилы, и так называемые "каменные мешки", с небольшим отверстием сверху, куда людей втискивали, ломая кости, и где в скорченном виде они обрекались специально на бессонницу. Нарочно приставленная стража должна была следить за несчастным, не давая ему заснуть. Его кормили гнилыми сельдями и мучили жаждой. Здесь главными были Дора и 17-летняя проститутка Саша, расстрелявшая свыше 200 человек. Обе были садистками и по цинизму превосходили даже латышку Краузе.

В Пскове все пленные офицеры были отданы китайцам, которые распилили их пилами на куски. В Благовещенске у всех жертв чрезвычайки были вонзенные под ногти пальцев на руках и ногах грамофонные иголки. В Симферополе чекист Ашикин заставлял свои жертвы, как мужчин, так и женщин, проходить мимо него совершенно голыми, оглядывал их со всех сторон и затем ударом сабли отрубал уши, носы и руки... Истекая кровью, несчастные просили его пристрелить их, чтобы прекратились муки, но Ашикин хладнокровно подходил к каждому отдельно, выкалывал им глаза, а затем приказывал отрубить им головы.

В Севастополе людей связывали группами, наносили им ударами сабель и револьверами тяжкие раны и полуживыми бросали в море. В Севастопольском порту были места, куда водолазы долгое время отказывались спускаться: двое из них, после того как побывали на дне моря, сошли с ума. Когда третий решился нырнуть в воду, то выйдя, заявил, что видел целую толпу утопленников, привязанных ногами к большим камням. Течением воды их руки приводились в движение, волосы были растрепаны. Среди этих трупов священник в рясе с широкими рукавами, подымая руки, как будто произносил ужасную речь...

В Пятигорске чрезвычайка убила всех своих заложников, вырезав почти весь город. Заложники уведены были за город, на кладбище, с руками, связанными за спиной проволокой. Их заставили стать на колени в двух шагах от вырытой ямы и начали рубить им руки, ноги, спины, выкалывать штыками глаза, вырывать зубы, распарывать животы и прочее.

В Крыму чекисты, не ограничиваясь расстрелом пленных сестер милосердия, предварительно насиловали их, и сестры запасались ядом, чтобы избежать бесчестия.

По официальным сведениям, а мы знаем, насколько советские "официальные" сведения точны, в 1920-21 годах, после эвакуации генерала Врангеля, в Феодосии было расстреляно 7500 человек, в Симферополе - 12 000, в
Севастополе - 9000 и в Ялте - 5000. Эти цифры нужно, конечно, удвоить, ибо одних офицеров, оставшихся в Крыму, было расстреляно, как писали газеты, свыше 12 000 человек, и эту задачу выполнил Бела Кун, заявивший,
что Крым на три года отстал от революционного движения и его нужно одним ударом поставить в уровень со всей Россией.

После занятия прибалтийских городов в январе 1919 года эстонскими войсками были вскрыты могилы убитых, и тут же было установлено по виду истерзанных трупов, с какой жестокостью большевики расправлялись со своими жертвами. У многих убитых черепа были разможжены так, что головы висели, как обрубки дерева на стволе. Большинство жертв до их расстрела имели штыковые раны, вывернутые внутренности, переломанные кости. Один из убежавших рассказывал, что его повели с пятьюдесятью шестью арестованными и поставили над могилой. Сперва начали расстреливать женщин. Одна из них старалась убежать и упала раненая, тогда убийцы потянули ее за ноги в яму, пятеро из них спрыгнули на нее и затоптали ногами до смерти.

В Сибири чекистами, кроме уже описанных пыток, применялись еще следующие: в цветочный горшок сажали крысу и привязывали его или к животу, или к заднему проходу, а через небольшое круглое отверстие на дне горшка пропускали раскаленный прут, которым прижигали крысу. Спасаясь от мучений и не имея другого выхода, крыса впивалась зубами в живот и прогрызала отверстие, через которое вылезала в желудок, разрывая кишки, а затем вылезала, прогрызая себе выход в спине или в боку...

Вся страна была превращена в громадный концентрационный лагерь. Нельзя удержаться от того, чтобы не привести некоторые отрывки из статьи Дивеева, напечатанной в 1922 году за границей. Автор живописно изображает нравы, воцарившиеся в то время. "С полгода тому назад привелось мне встретиться с одним лицом, просидевшим весь 1918 год в московской Бутырской тюрьме. Одной из самых тяжелых обязанностей заключенных было закапывание расстрелянных и выкапывание глубоких канав для погребения жертв следующего расстрела. Работа эта производилась изо дня в день.

Заключенных вывозили на грузовике под надзором вооруженной стражи к Ходынскому полю, иногда на Ваганьковское кладбище, надзиратель отмерял широкую, в рост человека, канаву, длина которой определяла число намеченных жертв. Выкапывали могилы на 20-30 человек, готовили канавы и на много десятков больше. Подневольным работникам не приходилось видеть расстрелянных, ибо таковые бывали ко времени их прибытия уже "заприсыпаны землею" руками палачей. Арестантам оставалось только заполнять рвы землей и делать насыпь вдоль рва, поглотившего очередные жертвы Чека..."

Нарастание жестокости достигло таких громадных размеров и вместе с тем сделалось столь обыденным явлением, что все это можно объяснить только психической заразой, которая сверху донизу охватила все слои населения. Перед нашими глазами по лицу Восточной Европы проходит волна напряженной жестокости и зверского садизма, которые по числу жертв далеко оставляют за собой и средневековье, и французскую революцию. Россия положительно вернулась к временам средних веков, воскрешая из пепла до мельчайших подробностей все их особенности, как бы нарочито для того, чтобы дать историкам средних веков, живя в XX столетии, одновременно переживать и исследовать самодурство и мрак средних веков."

Если мои сведения кажутся неправдоподобными, а это может случиться - до того они невероятны, и с точки зрения нормальных людей недопустимы, то я прошу проверить их, ознакомившись хотя бы только с иностранной прессой, начиная с 1918 года, и просмотреть газеты "Victore", "Times", "Le Travail", "Journal de Geneve", "Journal des Debats" и другие...

Книга крупнейшего историка революции и Гражданской войны С. П. Мельгунова "Красный террор в России. 1918-1923" является документальным свидетельством злодеяний большевиков, совершенных под лозунгом борьбы с классовыми врагами в первые годы после октябрьского переворота.Она основана на свидетельских показаниях, собранных историком из разных источников, но в первую очередь из печатных органов самой ВЧК ("Еженедельник ВЧК", журнал "Красный террор"), еще до его высылки из СССР. Печатается по 2-му, дополненному изданию (Берлин, изд-во "Ватага", 1924). В книгу включены ранее не публиковавшиеся в России очерки о руководителях ВЧК "Чекистский Олимп" и другие материалы С. П. Мельгунова по этой тематике из эмигрантской прессы. Книга снабжена фотодокументами из материалов Особой комиссии по расследованию злодеяний большевиков в 1918-1919 гг. и др. источников.

Зверства еврейских чекистов Красного террора:

30 августа 1919 года деникинцы под Броварами разбили красных. Многие жители, несмотря на то, что в городе рвались снаряды, бросились к дверям ЧК искать родных и близких. Жуткое зрелище представилось их глазам. Как писала свидетельница Екатерина Гауг:
: "Сильный трупный запах ударил в лицо. Все стены были забрызганы кровью... Пол на несколько вершков был залит кровью. На полу, точно на прилавках мясной лавки, лежали человеческие мозги. Посреди гаража было углубление, куда раньше обычно спускался шофер во время починки автомобиля. Перед отверстием стоял огромный сруб дерева, весь окровавленный. На нем лежала шашка, тоже вся в крови. Здесь рубились головы или применялись какие-то кровавые пытки... Отверстие же, точно водою было заполнено кровью. На стене огромная петля и лежал кусок железа - как оказалось, это было орудие пытки каленым железом".

"При нас так же откопали труп девушки лет 17-ти. Совершенно нагая, лежала эта девушка, почти ребёнок, перед нами. Голова её изувечена до неузнаваемости, всё тело было в ранах и кровоподтеках. А руки! Эти руки носили следы дикого зверства. С них до локтя была снята кожа и белела пристегнутая каким-то изувером бумажка. На ней было написано: "Буржуазная перчатка"... Изувеченные трупы родные пытались опознать хотя бы по зубам - но золотые зубы и мосты были вырваны чекистами... на лбу жертв мужчин были вырезаны офицерские значки, на груди портупея, на плечах погоны".

Пытки и истязания, которые применяли жидокоммунисты против русского народа, неисчислимы. Таких дегенератов и выродков не могли родить нормальные женщины. Люди ли вообще эти шизоидные отбросы и монстроподобные изуверы?

"В Екатеринодаре, например, пытки производились следующим образом: жертва растягивается на полу застенка. Двое дюжих чекистов тянут за голову, а двое за плечи, растягивая таким путем мускулы шеи, по которой в это время пятый чекист бьет тупым железным орудием, чаще всего рукояткой нагана или браунинга. Шея вздувается, изо рта и носа идет кровь. Жертва терпит невероятные страдания... В одиночной камере истязали учительницу Домбровскую за то, что нашли у неё чемодан с офицерскими вещами, оставленные случайно проезжавшим офицером, её родственником... Её предварительно изнасиловали, а потом пытали. Насиловали по старшинству чина. Первым насиловал чекист Фридман, затем остальные. После ее подвергали пыткам, допытываясь, где у нее якобы спрятано золото. Сначала у голой надрезали тело ножом, затем железными щипцами, плоскогубцами отдавливали конечности пальцев... 6 ноября в 9 часов вечера её расстреляли" (В. Н. Гладкий, "Жиды").

"В станице Кавказской при пытке пользуются железной перчаткой. Это массивный кусок железа, надеваемый на правую руку, со вставленными в него мелкими гвоздями. При ударе, кроме сильнейшей боли от массива железа, жертва терпит невероятные мучения от неглубоких ран, которые скоро покрываются гноем. В газете "Общее дело" корреспондент рассказывал: "В Симферополе применяют новый вид пытки, устраивая клизмы из битого стекла, и ставят горящие свечи под половые органы. В Царицине имели обыкновение ставить пытаемого на раскаленную сковородку..."

Вот описание одной из Киевских ЧК ("боен" как их называли). После занятия Киева Добровольческой армией в августе 1919 года комиссия с ней ознакомилась: "…весь цементный пол большого гаража (дело идет о "бойне" губернской ЧК) был залит уже не бежавшей, вследствие жары, а стоявшей на несколько дюймов кровью, смешанной в ужасную массу с мозгом, черепными костями, клочьями волос и другими человеческими остатками. Все стены были забрызганы кровью, на них рядом с тысячами дыр от пуль налипли частицы мозга и куски головной кожи. Из середины гаража в соседнее помещение, где был подземный сток, вел желоб в четверть метра ширины и глубины и приблизительно в 10 метров длины. Этот желоб был на всем протяжении до верху наполнен кровью... Рядом с этим местом ужасов в саду того же дома лежали наспех, поверхностно зарытые 127 трупов последней бойни... Тут нам особенно бросилось в глаза, что у всех трупов были разможжены черепа, у многих даже совсем расплющены головы. Вероятно, они были убиты посредством разможжения головы каким-нибудь блоком. Некоторые были совсем без головы, но головы не отрубались, а отрывались... Все трупы были голы". Если как следует покопаться и сравнить иудейские скотобойни и ЧК - получится одно и то же.

Такое мракобесие творилось почти во всех городах, где было ЧК. В Одессе широко была известна палач Вера Гребеннюкова (Дора). О ее злодеяниях ходили легенды. Она вырывала волосы, отрубала конечности, отрезала уши, выворачивала скулы и так далее. В течение двух с половиной месяцев её службы в ЧК ею одной было расстреляно более 700 человек. В Вологде свирепствовала Ревекка Пластинина (Майзель), она собственноручно расстреляла более 100 человек. Эта бывшая жена Кедрова затем свирепствовала в Архангельской губернии. Газета "Голос России" в 1922 году сообщала, что Майзель-Кедрова расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателей, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера. В Одессе главным палачом была женщина-латышка со звероподобным лицом. Как правило, все эти недоношенные эмбрионы употребляли кокаин. Это облегчало им делать своё дело. А главный московский палач Мага расстрелял на своем веку 11.000 человек.

Так что же на самом деле произошло? Великая Социалистическая Революция? Великая? Нет, трагическая. Социалистическая? Нет, еврейская. Ибо жиды захватили власть во всех сферах государства и передавали её потом по наследству через контролируемое ими Политбюро ЦК КПСС. Революция? Где же её нашли, эту революцию? Ведь 24-25 октября (6-7 ноября) 1917 года в Петрограде никакого восстания не было. Только 26 октября (8 ноября) утром жители города узнали, что Временное правительство арестовано, а власть перешла к Совету "народных" комиссаров, назначенных II съездом Советов.

Вот что вспоминает академик А. Дородницын о тех временах:"...как это не странно, но ни разу не было, чтобы комиссаром тех красноармейцев был русский, не говоря уже об украинце. Откуда я знаю о национальной принадлежности комиссаров? Мой отец был врач. Поэтому командование всех проходивших воинских соединений всегда останавливалось у нас. Наше село находилось недалеко от Киева, и до нас доходили слухи о том, что творила Киевская ЧК... Даже детей в селе пугали именем местного чекиста Блувштейна. Когда Киев и наше село заняли деникинцы, отец отправился в Киев раздобыть лекарств для больницы. Завалы трупов - жертв ЧК - еще не были разобраны, и отец их видел своими глазами. Трупы с вырванными ногтями, с содранной кожей на месте погон и лампасов, трупы, раздавленные под прессом. Но самая жуткая картина, которую он видел, это были 15 трупов с черепами, пробитыми каким-то тупым орудием, пустые внутри. Служители рассказали ему, в чем состояла пытка. Одному пробивали голову, а следующего заставляли съесть мозг. Потом пробивали голову этому следующему, и съесть его мозг заставляли очередного...". Да, средневековая инквизиция по сравнению с чекистами - это просто благородный институт спасения заблудших душ.

книгу можно найти в инете, а так же есть звуковой ее вариант

Изуродованные трупы жертв херсонской ЧК

Староста деревни в Херсонской губернии Е.В. Марченко,
замученный в ЧК

Трупы замученных у одной из станций Херсонской губернии.
Изуродованы головы и конечности жертв

Труп полковника Франина, замученного в херсонской ЧК
в доме Тюльпанова на Богородской улице,
где находилась херсонская чрезвычайка

Трупы заложников, найденные в херсонской ЧК
в подвале доме Тюльпанова

Капитан Федоров со следами пыток на руках.

На левой руке след от пулевого ранения, полученного во время пыток.
В последнюю минуту сумел бежать из-под расстрела.
Внизу фотографии орудия пыток,
изображенные Федоровым

Найденная в подвале харьковской ЧК кожа,
содранная с рук жертв при помощи металличего гребня
и специальных щипцов

Кожа, содранная с конечностей жертв
в доме Рабиновича на ул. Ломоносова в Херсоне,
где пытала херсонская чрезвычайка

Палач Н.М. Демышев. Председатель исполкома Евпатории, один из организаторов красной Варфоломеевской ночи. Казнен белыми после освобождения Евпатории.

Палач Кебабчанц, по кличке кровавый. Заместитель председателя Евпаторийского исполкома, участник Варфоломеевской ночи. Казнен белыми.

Женщина-палач Варвара Гребенникова (Немич). В январе 1920 года приговаривала к смерти офицеров и буржуазию на борту парохода Румыния. Казнена белыми.

Палач. Участник Варфоломеевской ночи в Евпатории и расстрелов на Румынии. Казнен белыми.

Палач. Участник Варфоломеевской ночи в Евпатории и расстрелов на Румынии. Казнен белыми.

Женщина-палач. Участница Варфоломеевской ночи в Евпатории и расстрелов на Румынии. Казнена белыми.

Женщина-палач. Участница Варфоломеевской ночи в Евпатории и расстрелов на Румынии. Казнена белыми.

Палачи херсонской ЧК.

Дора Евлинская, моложе 20 лет, женщина-палач, казнившая в одесской ЧК собственными руками 400 офицеров.

Саенко Степан Афанасьевич, комендант концлагеря в Харькове.

Трупы заложников, расстрелянных в харьковской тюрьме.

Харьков. Трупы заложников, умерших под пытками большевиков.

Харьков. Трупы замученных женщин-заложниц. Вторая слева С. Иванова, владелица мелочного магазина. Третья слева А.И. Карольская, жена полковника. Четвертая Л. Хлопкова, помещица. У всех заживо взрезаны и вылущены груди, половые органы обожжены и в них найдены уголья.

Харьков. Тело заложника поручика Боброва, которому палачи отрезали язык, отрубили кисти рук и сняли кожу вдоль левой ноги.

Харьков, двор чрезвычайки. Труп заложника И. Пономаренко, бывшего телеграфиста. Правая рука обрублена. Поперек груди несколько глубоких надрезов. На заднем плане еще два трупа.

Труп заложника Ильи Сидоренко, владельца модного магазина в городе Сумы. У убитого переломаны руки, сломаны ребра, взрезаны половые органы. Замучен в Харькове.

Не зря на Руси говорят "благими намерениями дорога в ад вымощена". Помните, чтобы вновь благостные слова не обманули вас, ибо их отец - Царь лжи.

Красные палачи в лицах.

"Среди сотен идейных убийц чекистов есть, однако, такие, чьи имена, по чудовищности их деяний, вошли в черную книгу памяти. И чтобы в истории подобного не повторилось, их забыть нельзя.
Перед нами прошел харьковский садист Саенко.

Таким же зверем был председатель Одесской ЧК Калинченко. О его «причудах» и диких расправах рассказывали целые легенды. Однажды во время празднования своих именин Калинченко приказал доставить из тюрьмы «трех самых толстых буржуев». Его приказ был выполнен, и он в пьяном экстазе тут же убивает их из револьвера.

Среди одесских палачей был негр Джонстон, специально выписанный из Москвы. Джонстон был синонимом зла и изуверств. Он сдирал кожу с живого человека перед казнью, отрезал конечности при пытках и творил прочие не поддающиеся разуму зверства.
С Джонстоном могла конкурировать в Одессе лишь женщина-палач, молодая девушка Вера Гребенникова (Дора). О ее чудовищной жестокости также ходили легенды. Она буквально рвала своих жертв на части: выдирала волосы, отрубала конечности, отрезала уши, выворачивала скулы и т. д. Чтобы судить об ее деяниях, достаточно привести тот факт, что в течение двух с половиной месяцев ее службы в чрезвычайке только ею одной было расстреляно более 700 человек, то есть почти треть расстрелянных в ЧК всеми остальными палачами.

А вот другая одесская «героиня», о которой рассказывает очевидец: 52 расстрела в один вечер. Главным палачом была женщина-латышка со звероподобным лицом; заключенные звали ее «мопсом». Носила эта женщина-садистка короткие брюки и за поясом обязательно два нагана.

С ней может конкурировать «товарищ Люба» из Баку, которую расстреляли впоследствии за хищения, или представительница Унечской ЧК — «зверь, а не человек». Эта дама являлась всегда с двумя револьверами, массой патронов за широким кожаным поясом вокруг талии и шашкой в руке.
«Унечане говорили о ней шепотом и с затаенным ужасом».

С. О. Маслов, член Учредительного собрания от Вологодской губернии, рассказывает о женщине-палаче, которую он знал сам.
«Через 2—3 дня она регулярно появлялась в Центральной тюремной больнице Москвы (в 1919 году) с папироской в зубах, с хлыстом в ру-
ке и револьвером без кобуры за поясом. В палаты, из которых заключенные брались на расстрел, она всегда являлась сама. Когда больные, пораженные ужасом, медленно собирали свои вещи, прощались с товарищами или принимались плакать каким-то страшным воем, она грубо кричала на них, а иногда, как собак, била хлыстом»... «Это была молоденькая женщина... лет 20—22».

Были и другие женщины-палачи в Москве.
Так, С. О. Маслов рассказывает о местном палаче (далеко не профессионале) Ревеке Пластининой (Майзель), бывшей когда-то скромной фельдшерицей в одном из маленьких городков Тверской губернии, расстрелявшей собственноручно сотни человек.
При допросах Ревека била обвиняемых по щекам, орала, стучала кулаками, исступленно и кратко отдавала приказы: «К расстрелу, к расстрелу, к стенке!»

«Я знаю до десяти случаев, — говорит Маслов, — когда женщины добровольно «дырявили затылки».
О деятельности в Архангельской губернии весной и летом 1920 года Пластининой-Майзель (ее вторым мужем стал печально знаменитый полоумный палач Кедров) сообщает «Голос России» (от 25 марта 1922 года):
«После торжественных похорон пустых красных гробов началась расправа Ревеки Пластининой со старыми партийными врагами. Она была большевичка. Эта безумная женщина, на голову которой сотни обездоленных матерей и жен шлют свое проклятие, в своей злобе превзошла всех мужчин Всероссийской чрезвычайной комиссии. Она вспомнила все маленькие обиды семьи мужа и буквально распяла эту семью, а кто остался не убитым, тот убит морально. Жестокая, истеричная, безумная, она придумала, что ее белые офицеры хотели привязать к хвосту кобылы и пустить лошадь вскачь, уверовала в свой вымысел, едет в Соловецкий монастырь и там руководит расправой вместе со своим новым мужем Кедровым. Дальше она настаивает на возвращении всех арестованных комиссией Эйдука из Москвы, и их по частям увозят на пароходе в Холмогоры, усыпальницу русской молодежи, где, раздевши, убивают их на баржах и топят в море. Целое лето город стонал под гнетом террора».

Другое сообщение той же газеты добавляет: «В Архангельске Майзель-Кедрова расстреляла собственноручно 87 офицеров, 33 обывателя, потопила баржу с 500 беженцами и солдатами армии Миллера».

В Рыбинске был свой «зверь» в облике женщины — некая Зина. Были такие же в Екатеринославле, Севастополе и других истерзанных городах России.
Палачам мало было убить человека, им необходимо было упиться человеческим страданием, унижением, страхом...

В Киеве расстреливаемых заставляли ложиться ничком в кровавую массу, покрывавшую пол, выстрел в затылок размозживал череп. Следующая жертва ложилась на только что пристреленного.

Практиковалась так называемая «забавная охота». Выпускали намеченных к расстрелу в сад и стреляли по бегущей мишени.
Отчет киевских сестер милосердия фиксирует эти факты:
«В лунные, ясные летние ночи холеный, франтоватый комендант губернского ЧК Михайлов любил непосредственно сам охотиться с револьвером в руках за арестованными, выпущенными в голом виде в сад».

Французская писательница Одетта Кюн, которая была выслана английской полицией из Константинополя за коммунистическую пропаганду, на своем опыте познакомилась с бытом и нравами чрезвычаек. Советским властям показалось подозрительным ее увлечение коммунизмом, и Одетта побывала в тюрьмах в Севастополе, Симферополе, Харькове и Москве.

В своей книге «На чужой стороне» (Odette Keun «Sous Lenine». Notes d"une femme, deportee en Russie par les Anglais) она рассказывает со слов одной из заключенных о такой охоте за женщинами даже в столице.
«В той же камере, что и эта женщина, было заключено еще 20 контрреволюционерок. Ночью за ними пришли солдаты. Вскоре послышались нечеловеческие крики, и заключенные увидали в окно, выходящее на двор, всех этих 20 женщин, посаженных голыми на дроги. Их отвезли в поле и приказали бежать, гарантируя тем, кто прибежит первыми, что они не будут расстреляны. Затем они были все перебиты...»

В Екатеринославе председатель ЧК, «тов. Трепалов», ставил против фамилий, наиболее ему непонравившихся, сокращенную подпись толстым красным карандашом «рас», что означало — расход, или расстрел; ставил свои пометки так, что трудно было в отдельных случаях установить, к какой собственно фамилии относятся буквы «рас». Исполнители, чтобы не «копаться» (шла эвакуация тюрьмы), расстреляли весь список в 50 человек по принципу: «вали всех».

Петроградский орган печати «Революционное дело» сообщал такие подробности о расстреле по Таганцевскому делу:
«Расстрел был произведен на одной из станций Ириновской ж.д. Арестованных привезли на рассвете и заставили рыть яму. Когда яма была наполовину готова, приказано было всем раздеться. Начались крики, вопли о помощи. Часть обреченных была насильно столкнута в яму, и по ним открыли стрельбу.
На кучу тел была загнана и остальная часть и убита тем же манером. После чего яма, где стонали живые и раненые, была засыпана землей».

Палачи московские творили свое ежедневное кровавое дело в специально приспособленных подвалах с асфальтовым полом, с желобом и стоками для крови. Один из таких подвалов был на Сретенке в доме № 13—14. По рассказам одного из свидетелей, расстрелы производились так: «В одном конце подвала стоит вправленная в станок винтовка, направленная дулом на мишень, куда должна приходиться голова убиваемого. Если преступник ниже ростом, ему подставляют ступеньки под ноги».

Вот еще одно свидетельство очевидца:
«Каждую ночь, редко когда с перерывом, водили и водят смертников «отправлять в Иркутск». Это ходкое словечко у современной опричнины. Везли их прежде на Ходынку. Теперь ведут сначала в № 11, а потом из него в № 7 по Варсонофьевскому переулку. Там вводят осужденных — 30—12—8—4 человека (как придется) — на 4-й этаж. Есть специальная комната, где раздевают до нижнего белья, и потом раздетых ведут вниз по лестницам. Раздетых ведут по снежному двору, в конец здания, к штабелям дров и там убивают в затылок из нагана. Иногда стрельба неудачна. С одного выстрела человек падает, но не умирает. Тогда выпускают в него ряд пуль; наступая на лежащего, бьют в упор в голову или грудь. 10—11 марта Р. Олеховскую, приговоренную к смерти за пустяковый поступок, который смешно карать даже тюрьмой, никак не могли убить. 7 пуль попало в нее, в голову и грудь. Тело трепетало. Тогда Кудрявцев (чрезвычайник из прапорщиков, очень усердствовавший, недавно ставший «коммунистом») взял ее за горло, разорвал кофточку и стал крутить и мять шейные хрящи. Девушке не было 19 лет.
Снег на дворе весь красный и бурый. Все забрызгано кругом кровью. Устроили снеготаялку, благо — дров много, жгут их на дворе и улице в кострах полсаженями.
Снеготаялка дала жуткие кровавые ручьи.
Ручей крови перелился через двор и пошел на улицу, перетек в соседние места. Спешно стали закрывать следы. Открыли какой-то люк и туда спускают этот темный страшный снег, живую кровь только что живших людей!..»

Образ палачей запечатлен в очерке «Корабль смерти», который в «Еженедельнике ЧК» был посвящен описанию казней уголовников. «Здесь три палача: Емельянов, Панкратов, Жуков, все члены Российской коммунистической партии, живущие в довольстве, сытости и богатстве. Они, как и все вообще палачи, получают плату поштучно: им идет одежда расстрелянных и те золотые и прочие вещи, которые остались на заключенных. Они «выламывают у своих жертв золотые зубы», собирают «золотые кресты».

Если посмотреть протоколы «Деникинской комиссии», то поражает, как высшие чины ЧК, не палачи по должности, в десятках случаев производят убийство своими руками. Ради удовольствия.
Одесский Вихман расстреливал в самих камерах по собственному желанию, хотя в его распоряжении было 6 специальных палачей (один из них фигурировал под названием Амур).
Ровер в Одессе в присутствии свидетеля убивает некоего Григорьева и его 12-летнего сына...

Другой чекист в Одессе «любил ставить свою жертву перед собой на колени, сжимать голову приговоренного коленями и в таком положении убивать выстрелом в затылок».
Атарбеков в Пятигорске использует при казни кинжал.
Таких примеров не перечесть...

Смерть стала настоль привычным, обыденным явлением, что ей придумали свою упрощенно-циничную терминологию. Ею пестрят большевистские газеты по всей стране, сообщая о расстрелах: «пустить в расход», «разменять», «нацокал» (Одесса), «идите искать отца в Могилевскую губернию», «отправить в штаб Духонина», «сыграл на гитаре» (Москва), «больше 38 я не мог запечатать», то есть собственноручно расстрелять (Екатеринослав), или еще более цинично: «отправить на Машук — фиалки нюхать» (Пятигорск); комендант петроградской ЧК громко говорит по телефону жене: «Сегодня я везу рябчиков в Кронштадт».

Как ни обычна была для палачей их «работа», но никакая, пусть даже самая непробиваемая психика не может этого выдержать.
Свои казни палачи вершили обычно в состоянии алкогольного или наркотического опьянения. Особенно в те дни, когда шла настоящая бойня людей.

Вспоминает историк С. П. Мельгунов: «Я наблюдал в Бутырской тюрьме, что даже привычная уже к расстрелам администрация, начиная с коменданта тюрьмы, всегда обращалась к наркотикам (кокаин и пр.), когда приезжал так называемый «комиссар смерти» за своими жертвами и надо было вызывать обреченных из камер».

В состоянии невменяемости палач терял человеческий образ. В «Еженедельнике ЧК» приводится такой факт: «Один из крупных чекистов рассказывал, что главный (московский) палач Маго, расстрелявший на своем веку не одну тысячу людей (чекист, рассказывавший нам, назвал невероятную цифру в 11 тысяч расстрелянных рукой Маго), как-то закончив «операции» над 15—20 человеками, набросился с криками «раздевайся, такой-сякой» на коменданта тюрьмы Особого отдела ВЧК. Попова, из любви к искусству присутствовавшего при этом расстреле. Глаза, налитые кровью, весь ужасный, обрызганный кровью и кусочками мозга, Маго был совсем невменяем и ужасен. Попов струсил, бросился бежать, поднялась свалка, и только счастье, что своевременно подбежали другие чекисты и скрутили Маго»...

Иногда в палачах просыпались человеческие эмоции, и их мучили кошмары. В упомянутом выше отчете сестер милосердия Киевского Красного Креста говорится, как иногда комендант ЧК Авдохин не выдерживал и исповедовался сестрам: «Сестры, мне дурно, голова горит... Я не могу спать... меня всю ночь мучают мертвецы»...

«Когда я вспоминаю лица членов Чека: Авдохина, Терехова, Асмолова, Никифорова, Угарова, Абнавера или Гусига, я уверена, — пишет одна из сестер, — что это были люди ненормальные, садисты, кокаинисты — люди, лишенные образа человеческого».

В России в 20—30-е годы XX века в психиатрических лечебницах зарегистрирована как бы особая «болезнь палачей», в то время она приобрела массовый характер — когда действие алкоголя и наркотиков отпускало, чудовищные видения невинно замученных и истерзанных преследовали своих убийц.

В московской газете «Дни» (от 7 марта 1924 года) писали, что «одно время ГПУ пыталось избавиться от этих сумасшедших путем расстрела их и что несколько человек таким способом были избавлены от кошмара душивших их галлюцинаций».

Среди палачей было немало субъектов с определенно выраженными чертами вырождения.
Из воспоминаний С. П. Мельгунова:
«Я помню одного палача 14 лет, заключенного в Бутырской тюрьме: этот полуидиот не понимал, конечно, что творил, и эпически рассказывал о совершенных деяниях.

В Киеве в январе 1922 года была арестована следовательница-чекистка, венгерка Ремовер. Она обвинялась в самовольном расстреле 80 арестованных, преимущественно молодых людей. Ремовер признана была душевнобольной на почве половой психопатии. Следствие установило, что она лично расстреливала не только подозреваемых, но и свидетелей, вызванных в ЧК и имевших несчастье возбудить ее больную чувственность...

Один врач рассказывал о встреченной им в госпитале «комиссарше Нестеренко», которая заставляла красноармейцев насиловать в своем присутствии беззащитных женщин, девушек, подчас малолетних».
От того чудовищного зверства, что творили своими руками палачи, сходили с ума не только они.

Люди, из разряда наивных коммунистов, которые действительно считали, что борются за правое дело, кончали жизнь самоубийством, знакомясь с беспределом, творящимся в тюрьмах.

16 февраля 1923 года в Москве на Никитском бульваре покончил с собой выстрелом в висок один из ревизоров правительственной комиссии по обследованию Госполитуправления Скворцов (бывший рабочий). При нем найден незапечатанный пакет с запиской на имя Президиума Центрального Комитета РКП:
«Товарищи! Поверхностное знакомство с делопроизводством нашего главного учреждения по охране завоеваний трудового народа, обследование следственного материала и тех приемов, которые сознательно допускаются нами по укреплению нашего положения, как крайне необходимые в интересах партии, по объяснению товарища Уншлихта, вынудили меня уйти навсегда от тех ужасов и гадостей, которые применяются нами во имя высоких принципов коммунизма и в которых я бессознательно принимал участие, числясь ответственным работником компартии.
Искупая смертью свою вину, я шлю вам последнюю просьбу: опомнитесь, пока не поздно, и не позорьте своими приемами нашего великого учителя Маркса и не отталкивайте массы от социализма».

Здесь ни убавить, ни прибавить...

Екатерина Рожаева
"Бутырка"