«Сын выдающегося историка С. М. Соловьева, …Владимир Соловьев стал первым в русском образованном обществе, кто подверг критике его мировоззренческие устои — рационализм и атеизм, призвав интеллигенцию вернуться к Церкви в поиске ответа на коренные вопросы жизни».

Сергей Хоружий

28 января исполняется 165 лет со дня рождения Владимира Сергеевича Соловьева, русского религиозного мыслителя, философа, поэта, публициста, литературного критика, почётного академика Императорской Академии наук по разряду изящной словесности. К юбилею мыслителя в библиотеке-филиале №4 им. М. М. Коцюбинского централизованной библиотечной системы для взрослых городского округа Симферополь организована выставка-посвящение «Владимир Соловьев – русский поэт и философ». Выставка включает три раздела: «Основатель христианской философии», «Добро как правда: этическая концепция В. Соловьева», «Поэт-мыслитель».

Владимир Соловьев – значимая фигура русской философии, публицистики и поэзии, один из крупнейших русских религиозных мыслителей второй половины XIX века, по мнению специалистов — основоположник направления, известного как «христианская философия», автор нескольких понятий и теорий, которые и сегодня подробно изучаются философами. Соловьев стоял у истоков русского «духовного возрождения» и оказал влияние на религиозную философию Николая Бердяева, Сергея Булгакова, Сергея и Евгения Трубецких, Павла Флоренского, а также на творчество поэтов-символистов — Андрея Белого, Александра Блока и других.

Вклад В. С. Соловьева в развитие русской философской мысли специалисты приравнивают к вкладу А. С. Пушкина в русскую литературу. В своих трудах Соловьев говорил о современной церкви, размышлял о добре и зле. И его вера в неистребимость добра, пребывающего в человеке, сегодня, как и в конце 19 века, имеет огромное значение для нас, потомков и свидетелей трагической истории века двадцатого. Идеи Владимира Сергеевича Соловьева продолжают поражать безоглядной верой в прогресс, в науку, в богоизбранность русского народа.

Творческое наследие Владимира Соловьева велико и еще до конца не оценено по достоинству. Помимо изданных отдельными книгами диссертационных работ, его перу принадлежит большое число философских произведений, в числе которых «Философские начала цельного знания», «Чтения о Богочеловечестве», «Духовные основы жизни», «Теоретическая философия», «Оправдание добра», «Исторические дела философии» и многие др. О масштабе его творческого наследия можно судить по тому факту, что только для энциклопедического словаря Брокгауза и Ефрона, где он возглавлял философский раздел, им написано более двухсот статей. Перу Соловьева принадлежат многочисленные статьи о творчестве М. Лермонтова, Ф. Тютчева, Ф. Достоевского и др. Соловьев был автором циклов пейзажной и возвышенно-любовной лирики, хотя написал немало и шуточных, сатирических стихотворений, пародий, известен и как переводчик Гейне, Шиллера, Петрарки, Данте и др.

Личность и философия Владимира Соловьёва еще мало изучены в нашей науке в связи с чрезвычайной сложностью и многогранностью его творческой натуры. Современники отмечали в Соловьёве причудливое сочетание мистического философа-поэта, пророка-обличителя неправды и балагура. И одновременно у него было и серьёзное отношение к жизненному идеалу, и пламенная вера в смысл жизни.

В одной из своих первых публичных лекций “ Исторические дела философии” В.С.Соловьев (1853-1900) назвал первоначальной философской интуицией провозглашение “нового, неслыханного слова: все есть одно”. Следовательно, обособившееся, разделившееся множество явленностей этого мира социальности есть проявление единой сущности. “Все есть одно - это было первым словом философии, и этим словом впервые возвещались человеку его свобода и братское единение”. Идея всеединства всю жизнь сопровождала В.Соловьева и определяла постановку у него исторических вопросов и проблем человека. Основы учения о всеединстве как начале и цели мирового процесса, концепции истории и человека изложены В.Соловьевым в докторской диссертации “Критика отвлеченных начал” (1880), в работах: “Духовные основы жизни” (1884);

“История и будущность теократии” (1886); “Россия и вселенская церковь” (1889); “Красота в природе” (1889); “Смысл любви” (1892-1894); “Теоретическая философия” (1897-1899);

“Определение добра” (1897-1899); “Три разговора” (1900).

Соловьеву были чужды и славянофильство, и западничество. Широкие перспективы всеединства, в которых ставились вопросы совершенствования мира, преодоления индивидуализма, осуществления христианских идеалов любви, достижения абсолютных ценностей определяли его всемирно-историческую точку зрения. Из идеи всеединства вытекал и принцип свободы.

Всеединство, по Соловьеву, есть идеальный строй мира, предполагающий воссоединенность, примиренность и гармонизированность всех эмпирических несогласованных, конфликтных элементов и стихий бытия. “Я называю истинным или положительным всеединство такое, - писал Соловьев, - в каком единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех. Ложное, отрицательное единство подавляет или поглощает входящие в него элементы, само оказывается таким образом пустотою; истинное единство сохраняет и усиливает эти элементы, осуществляясь в них как полнота бытия”. Если “положительное всеединство” потенциально объемлет собой и человека, указывая ему цель и смысл жизни, следовательно, сущность человека не может быть редуцирована, сведена к каким-либо частным его определениям и т.п. Отсюда истинная суть человека есть живое осуществление такого всеединства, которое не только созерцает умом, но само действует в мире как вполне конкретный, но “новый духовный человек”. Осуществление “живого всеединства”, по Соловьеву, свершилось в лице Христа. Оно явилось для людей “как высшая сила, которая овладела ими, но которою они не овладели”. Соловьев уточняет: в том хаосе, которым являлся мир далекого прошлого, истиной Христа овладели “немногие” человеческие души (“избранные”, по Достоевскому). И христианская идея свободного человеческого единения, всемирного братства снизилась до “христианства домашнего”, лишь до индивидуальной жизни немногих душ человеческих. Для основного же большинства Христос как живое воплощение всеединства, гармонии идеального и материального стал далеким и непостижимым фактом. Так христианская идея стала формализмом церковной организации, безуспешно пытающейся одухотворить общество, социальные отношения, самого человека верой в “чудо, тайну, авторитет”, повторяя Достоевского, писал Соловьев. В таком “храмовом, неистинном христианстве” человек, по мысли философа, находится в еще большем духовном рабстве, нежели язычник перед силами природы. Философия идеализма (от Декарта до Гегеля), восстав против лжехристианства, освобождает, по Соловьеву, разум от химер и тем самым открывает путь христианской истине. Богочеловечество, богосовершенство искать надо не в окружающем мире, но в самом человеке, в его “свободно-разумной личности”. Благодаря “рациональной философии” к этой идее человек должен прийти “от себя, сознательно, свободно”. Французский материализм восстановил материю и развил значение материального начала в мире и человеке. С точки зрения Соловьева, тем самым материализм также послужил христианской истине о воскресении и вечной жизни тел.

Разнонаправленными путями философия идеализма и материализма, “делая человека вполне человеком”, восстановила его полноту божественного всеединства. Теперь, по Соловьеву, остаются задачи практического осуществления всеединства для человечества в целом, чтобы христианство стало “всечеловеческим миром”, где исчезнут национальный эгоизм, вражда, разделение человечества на соперничающие народы.

Об “истинности” христианства как осуществлении “всечеловечества”, объединяющем народы не только верой, но и “всемирным общим делом”, Соловьев, в частности, говорит во второй речи памяти Достоевского (1882). Главным окончательным условием такой Бесчеловечности является свобода, гарантом которой является Бог, совершенный человек Христос и “бесконечность души человеческой”.

Мысль Соловьева об изначальной свободе воли, данной человеку, различные аспекты замысла философа о воссоединении бытия со всей очевидностью являются производными библейской мифологемы сотворения человека, Эдема. Всеединство как принцип бытийного устроения, строящегося из многоразличных элементов, связанных и сообразных так, что часть тождественна целому, по преимуществу является философской экзегетикой, рационализированным толкованием новозаветной символической характеристики цельного и совершенного устроения (“да будет Бог во всем” (1 Кор. 15, 28). Так философия всеединства, предполагающая укорененность здешнего бытия в божественном, включается в русло религиозной философии как “светского богословия”.

Поскольку всеединство является центральным онтологическим принципом, постольку смысл сущего и должного рассматривается Соловьевым только в тех измерениях, которые раскрывают их причастность, внутреннюю соотнесенность с божественным. Соловьев в своей онтологии идет за Иоанном Дамаскином, за православием и Платоном. Философ увлекался Кантом и проштудировал все аргументы последнего против эмпиризма, рационализма и мистики. Однако кантовский критицизм, направленный на гносеологическое исследование границ и содержания познания, Соловьев отвергает как субъективизм. Эта установка определяет у него зависимость процесса познания от предпосылок структуры бытия, зависимость гносеологии от онтологии. Поэтому концепция Соловьева (и аналогичные теории) получили название“онтологической гносеологии”. То есть акт познания является развертыванием идеи воссоединения бытия: познание рассматривается здесь именно в качестве воссоединяющей активности, работы воссоединения, в итоге которой устанавливается актуальное единство познающего и познаваемого.

Но если Истина бытия задана, то все остальное при “истинном”, нормальном ходе истории может только свидетельствовать о ней. Отсюда появляется понятие смысла. “Под смыслом какого-нибудь предмета, - писал Соловьев, - разумеется его внутренняя связь со всеобщей истиной”. Смещение внимания философа с проблем анализа бытия на смысл сущего, причастного к Абсолютному, соотнесенного с Ним, кроме религиозных оснований обусловлено реакцией Соловьева против отвлеченного, исключительно теоретического знания современной ему европейской философии. Им руководило стремление укрепить личностное начало в мире, обосновать приоритет субъекта сущего. Ибо только человек как единственное сущее в этом мире может любовно содействовать раскрытию, высвобождению божественных потенций мира и тем самым - утверждать в настоящем идеал будущего. Поэтому в целом теорию Соловьева можно назвать экзистенциологией, учением о сущем. Для самого мыслителя последовательное осуществление и проведение на практике обеих вер - веры в Бога и веры в человека - сходятся в единой, полной и всецелой истине Богочеловечества.

Философской архитектоникой идей Богочеловечества и Всеединства в концепции Соловьева является теургия - мистическое восхождение к Первоединому, Богу. Стремясь к универсальному синтезу науки, философии, религии, Соловьев создает возможность “цельного знания”, которое вместе с “цельным творчеством” образует “цельную жизнь”. Одним из средств к достижению этого является магия любви, эстетическое творчество как “общение с высшим миром путем внутренней творческой деятельности”.

Сам акт творения, преображающий хаос, разрозненный мир в космос, есть длительный процесс мистического соединения “лучезарного небесного существа Софии” с реальной стороной, материей мира. Человек как интенция всеединой сущности в этом процессе является посредником, связующим звеном. Импульсом и реальной силой, просветляющей и перерождающей весь человеческий мир, является искусство, красота которого демиургична по отношению к природе и теургична с точки зрения окончательного состояния будущего мира. Элементы эстетической теургии в учении “ Становящегося Абсолютного”, т.е. Богочеловечества, проявляются в своеобразной эротической утопии Соловьева, в его магической концепции любви и творчества. Задача эротической магии Соловьева - преодоление в единичной человеческой телесности односторонностей мужчины и женщины, что, с его точки зрения, должно способствовать “воскрешению природы для вечной жизни” и восстановлению истинного “цельного” человека. Таким образом магия любви и эстетического откровения у Соловьева являлась теургическим механизмом, приводящим весь мир к Всеединству и Богочеловечеству, являющемуся центральной категорией историософии мыслителя.

Воплощение для философа есть не единичный факт явления Богочеловека Иисуса, а постоянный процесс и общий метод спасения человечества и вместе с тем одухотворения мира. Поднимаясь к Богочеловечеству, люди вместе с собой поднимают природу, которая в конце концов обратится в светлую телесность царства очищенных духом. Но процесс этот длителен. Очищение и возрождение мира должно быть только проявлением свободы воли Запада и Востока. В 3-й речи о Достоевском (1885) Соловьев, отклоняясь от идей писателя, развивает и утверждает свои мысли. Он видит задачу христианства в примирении Запада и Востока. Симптомом “упразднения... многовекового раздора между Западом и Востоком” он считает “упразднение спора между славянофилами и западниками” в русской мысли. “Россия достаточно показала Востоку (нехристианскому - авт.) и Западу свои силы в борьбе с ними, - теперь предстоит ей показать им свою духовную силу в примирении”.

Идея “ взаимной необходимости ” христианского Востока и Запада является развитием “христианской политики” Соловьева в свете очерченной им же всемирно-исторической перспективы человечества, завершающего себя в Богочеловечестве. Идея “вселенской культуры”, культуры богочеловеческой, у мыслителя приобретает теократические черты, характеристики “нового средневековья”, о необходимости наступления которого уже прямо будет писать его почитатель и продолжатель идей Н.Бердяев.

Идея “собирания” христианского общества в живое “всечеловеческое” единство как “внутренняя русская задача”, идея России, “снимающей” все противоречия между Западом и Востоком, сознание неразрывности, единства исторического процесса сохранялись и проповедовались Соловьевым до конца его дней. “Сцена всеобщей истории страшно выросла за последнее время и теперь совпала с земным шаром”, - писал он незадолго до своей смерти.

Владимир Сергеевич Соловьев (1853-1900) родился в семье знаменитого историка, профессора Московского университета С. М. Соловьева. По отцу В. С. Соловьев принадлежал к духов¬ному званию (его дед был священником в Москве), по матери происходил из старинного украинского рода. Семья Соловье¬вых была многочисленна – в ней было девять детей. Семья жила дружной жизнью, но в ней царила «суровая и набожная атмосфера», и в ней будущий философ долго оставался погру-женным в детские мечты и грезы. «Странным ребенком был я тогда, Странные сны я видал», - писал впоследствии о себе Вл. Соловьев. Эти «странные сны» никогда не теряли власти над его душой – в духовном складе Вл. Соловьева «царство мистических грез», действительно, всег¬да занимало немалое место. Во всяком случае, сам Соловьев относит первое видение «Софии» уже к девятому году жизни. Придавать этому видению, как и всем «странным снам», реша¬ющее значение в духовной жизни Вл. Соловьева было бы, конечно, преувели¬чением, которое не может быть оправдано, но и игнорировать этот факт тоже не приходится при изучении загадочной нату¬ры Вл. Соловьева.
11 лет Вл. Соловьев поступает в гимназию, которую он окон¬чил 18 лет. Гимназические годы Соловьева имели решающее значение в формировании его личности: за это время он от дет¬ской религиозности перешел к атеизму, очень страстному и бурному. Уже в 13 лет у него начался период сомнений; по сло¬вам самого Соловьева, он «в возрасте от 14 до 18 лет прошел через различные фазы теоретического отрицания»: «Совестно вспомнить даже, - писал он через несколько лет, - какие глу¬пые кощунства я тогда говорил и делал». Близкий друг (с юно¬сти) В. С. Соловьева, известный философ Л. М. Лопатин, пи¬шет о нем: «Была пора в его жизни, начиная с 15 лет, когда он был совершенным материалистом... Я никогда потом не встре¬чал материалиста, столь страстно убежденного. Это был типи¬ческий нигилист 60-х годов».
Но в эти юные годы начинается и отрезвление и возвраще¬ние к вере. По свидетельству того же Лопатина, в 16 лет Соло¬вьев знакомится со Спинозой, который стал «первой философ¬ской любовью» Вл. Соловьева и имел, несомненно, глубокое влияние на него именно своей религиозной стороной, о чем так хорошо свидетельствует сам Соловьев в статье о Спинозе. Справедливо также и то, что от Спинозы Соловьев взял не только живое чувство реальности Бога, но и яркое «переживание ду¬ховного всеединства мира»; от Спинозы же идет и гносеологическая трихотомия у Со¬ловьева (три вида познания – эмпирическое, рациональное и мистическое). Духовный перелом, раз начавшись, стал развиваться очень быстро и решительно. Он приходится как раз на студенческие годы Соловьева (1869-1874), из которых первые три года Соло¬вьев провел на естественном факультете, который бросил, не окончив. Перейдя на историко-филологический факультет, Со¬ловьев в течение одного года подготавливается к государствен¬ному экзамену, каковой и сдает в 1873 году. Следующий учебный год (с осени 1873 г. по лето 1874-го) Соловьев проводит в Московской духовной академии. В течение этих пяти лет Соло-вьев очень много занимается философией, а также специальным изучением религиозно-философской литературы, и в это время сложились первые основы его будущей системы. Кандидатское сочинение Соловьева в переработанном виде было напечата¬но в журнале «Православное обозрение» за 1873 год под назва¬нием «Мифологический процесс в древнем язычестве». Уже к этому времени Соловьев стал страстным и пламенным последователем христианского учени; у Соловьева начинают уже в это время формироваться грандиозные планы. В 1874 году он публикует магистерскую свою диссертацию под заглавием «Кризис запад-ной философии. Против позитивистов»; защита ее состоялась в Петербургском университете. Молодому ученому был всего 21 год, но его солидная эрудиция, глубокая вера в свои идеи и замыслы, вдохновенная, почти пророческая речь на диспуте – все это сразу снискало ему славу. Любопытно, что известный историк Бестужев-Рюмин заявил после диспута: «Россию мож¬но поздравить с гениальным человеком». Уже в начале следую¬щего года Соловьев стал читать лекции в Московском универ¬ситете и на Высших женских курсах, а летом он испросил себе командировку для научных занятий в Англию, куда и уехал летом 1875 года.
В эти годы умственные интересы Соловьева сосредоточи¬вались не на философии, в точном смысле слова, а на мисти¬ческой литературе, которую он пристально изучал и раньше, а в Лондоне всецело отдался ее изучению. Но уже через несколь¬ко месяцев он неожиданно покидает Лондон и едет в Египет. Официальным поводом для этой поездки, остающейся и ныне достаточно загадочной была необходимость изучить неко¬торые материалы в Египте. Конечно, это так же мало правдо¬подобно, как и сообщение Соловьева одному приятелю, что на спиритическом сеансе (Соловьев в эти годы очень интересовал¬ся спиритизмом) духи сообщили ему о существовании в Егип¬те тайного каббалистического общества (в Лондоне Соловьев, между прочим, усиленно занимался изучением Каббалы, о зна¬чении которой в религиозно-философском творчестве Соловье¬ва мы будем еще иметь случай говорить). Сам Соловьев в известном стихотворении «Три свидания» объясняет свою вне¬запную поездку в Египет «таинственным зовом Софии». Соловь¬ев в разгаре занятий в Британском музее неожиданно бросает Лондон, едет в Каир на «таинственное свидание». Через несколько месяцев Соловьев возвращается в Европу и летом 1876 года был уже в Москве. Осенью 1876 года он возобновил преподавание в университете, но весной 1877 года он из-за раздоров в профессорской среде бросил университет, переехал в Петербург, где получил службу в Ученом комите¬те Министерства народного просвещения. Весной 1880 года он с большим успехом защитил в Петербурге докторскую дис¬сертацию «Критика отвлеченных начал», но кафедры и здесь не получил, а читал лекции как доцент в университете и на женских курсах. Надо отметить, что еще в 1877 году появилась в печати (неза¬конченная) работа Соловьева «Философские начала цельного знания». Работа эта, представляющая первый очерк философ¬ской системы Соловьева, чрезвычайно ярко вскрывает то направ¬ление, по которому движется творческая мысль Соловьева, оставшегося, по существу, верным до конца жизни идеям, высказанным в указанной работе. Несколько позже (в начале 1878 г.) он выступил с публичными лекциями на общую тему «Чтения о Богочеловечестве», в которых мы находим уже все (точнее, по-чти все) метафизические идеи Соловьева. «Чтения о Богочело¬вечестве» собирали многочисленную аудиторию и положили начало всему тому большому, доныне еще не сказавшему свое¬го последнего слова религиозно-философскому движению, которое связано с именем Соловьева.
В 1881 году, после убийства Александра II (1 марта), Соло¬вьев в публичной лекции, посвященной вопросу о критике Просвещенства, закончил свою речь осуждением революционных действий, а затем воскликнул: «Царь должен простить преступ¬ников». Этот призыв Соловьева к необходимости отказаться от смертной казни привел его к вынужденной отставке от преподавания в университете; ему было предложено воздержаться от публичных выступлений. Соловьев навсегда отошел от универ¬ситета, целиком ушел в писание книг и статей, а публично вы¬ступил лишь один раз за год до смерти. Отныне Соловьев ухо¬дит в церковно-общественную работу, и это справедливо счита¬ют поворотным пунктом в жизни Соловьева. Новый период в жизни и творчестве, не отрывая его от философии, все же отмечен чрезмерным вниманием к проблемам конкретной жизни. Вслед за многими русскими мыслителями Соловьев отдает очень мно¬го своего вдохновения публицистике, пишет целый ряд статей по наиболее жгучим вопросам современности. Но, конечно, не эта, по преимуществу, журнальная работа придает утопичес¬кий характер его творчеству в этот период, а теократическая утопия, которая овладевает его сознанием с начала 80-х годов, В 1884 году он работает над задуманным им трудом «История и будущность теократии» (задумано в трех томах). Первый том не мог появиться (вследствие цензурных условий) в России и вышел (на русском языке) в Загребе только в 1887 году. Неко¬торые главы этой книги печатались в России в журнале «Право¬славное обозрение» (в 1885 и 1886 гг.), но книга в целом, ввиду католических симпатий Соловьева, выраженных в книге, не была допущена к печатанию. Надо иметь в виду, что еще в 1883 году Соловьев выступил с большими статьями под общим заглавием «Великий спор и христианская политика», в которых он с боль-шим подъемом, с разнообразной аргументацией высказывается в защиту примата Рима, Эта позиция Соловьева вновь еще бо¬лее окрепла вследствие сближения его с известным католичес¬ким епископом Штроссмайером, встреча с которым имела бес¬спорное влияние на Соловьева в его стремлении к соединению Церквей». Вл. Соловьев в своей защите католической Церкви порвал со всеми славянофильскими кругами, с которыми он был свя¬зан,- но он не отходил от Православия. Однако когда Со¬ловьев приехал в 1887 году в Париж и в салоне одной русской княгини прочитал доклад о России, то в этом докладе он так резко восстает против русской Церкви, что его обличения идут дальше даже, чем шел Чаадаев... Доклад этот в дальнейшей переработке составил содержание небольшой книги под за¬главием («Русская идея»).
Утопические элементы никогда окончательно не исчезали у Соловьева, но основная идея его теократической утопии, мечта о соединении власти Римского папы с властью русского Царя, как основе для осуществления на земле Царства Божьего, окон¬чательно рассеивается в 90-х годах, мироощущение Соловье¬ва приобретает пессимистический характер. В его философских взглядах происходят серьезные сдвиги (мы коснемся этого поз¬же), первые проявления которых находим в большой его книге «Оправдание добра» (1897), еще сильнее в его неоконченных статьях по «теоретической философии» (1897-1899). К этому же времени относятся эсхатологический этюд Соловьева «Три разговора» и связанная с ним «Повесть об Антихристе» (1900). В июле 1900 года Соловьев, вообще отличавшийся хрупким здо¬ровьем, неожиданно заболевает в имении кн. С. Трубецкого, где очень скоро и скончался (31 июля 1900 г.), исповедовавшись и причастившись Св. Тайн перед смертью.
По мнению Н. О. Лосского, философия Соловьева оформилась под преобладающим влиянием христианского платонизма его учителя проф. Юркевича (Московский университет) и учения Шеллинга о связи абсолютного с миром, изложенного в его «Die Philosophy der Mythology und der Oftenbarung» («Философия мифологии и откровения»), а также его натурфилософского учения о развитии природы в направлении к созданию абсолютного организма. Соловьевское исследование конкретных принципов и условий полного знания, несомненно, связано с идеями славянофилов Киреевского и Хомякова. Несомненно, великая заслуга Соловьева состоит в том, что он разработал христианскую метафизику, т. е. учение о преображенной телесности как необходимом условии дости-жения абсолютного нравственного идеала и концепцию об эволюции и сущности исторического процесса и т. д.
Однако как мыслитель Соловьев проявлял пре¬дельную самостоятельность в стремлении адаптировать идеи изученных им философов к собственному миро¬воззрению, важнейшей чертой которого является уни¬версализм. Выступив в период, когда перед русской общественной мыслью встала задача органического син¬теза накопленного материала, С. создал первую русскую категориально-понятийную систему, не сводимую к ка¬кой-либо одной традиции. Основным делом жизни С. стало создание христианской православной философии с тем, чтобы "ввести вечное содержание христианства в новую, соответствующую ему, т.е. разумную безуслов¬ную форму", форму свободно-разумного мышления, когда философский синтез включает в себя и то, что со¬держит вера. Будучи с самого начала убежденным, что "философия в смысле отвлеченного, исключительно те¬оретического познания окончила свое развитие и пере¬шла безвозвратно в мир прошедшего", С. считает необ-ходимым построение новой философии как выражения "цельной жизни", получающего свое исходное содержа¬ние от религиозного знания, или знания существенного всеединства. Новая философия строится С. методом "критики отвлеченных начал" - т.е. всякого рода односторонностей, частных идей и принципов жизни (эмпи¬ризм, рационализм, экономизм, клерикализм и т.п.), ко¬торые пытаются заменить целое и в итоге теряют исти¬ну. Выявление ограниченности этих начал предполагает и определение законного места каждого из них в выс¬шем органическом синтезе, верховным принципом ко¬торого выступает положительное всеединство. Соответственно предметом философии является не бытие как таковое, а то, чему бытие принадлежит, т.е. безусловно сущее как начало всякого бытия. Конечным итогом должна стать организация всей области истинного зна¬ния в полную систему свободной и научной теосо¬фии - всестороннего синтеза преодолевших свою от¬влеченность теологии, философии и науки, причем в ос¬нову синтеза кладется нравственный элемент, что пред¬полагает отказ от гносеологизации философии и пост-роение ее не столько как абстрактной теории, сколько как философии жизни, практически направленного зна¬ния. Философия, по мысли Соловьева, есть прежде всего свобо¬да и духовное освобождение и благодаря этому она де¬лает самого человека именно человеком.
Соловьев изначально был ориентирован на разработку синтетической мета¬физики, где каждое начало находит свое место в гармо¬ническом единстве, с целью выяснения смысла бытия как его укорененности в Боге (тема "оправдания твари") в контексте построения теории бытия и жизни в качест¬ве всеобщего и целостного организма с явными пантеи¬стическими интенциями. Доминирующими и в чем-то противоречащими друг другу являются здесь два ряда идей: учение об Абсолюте (всеединстве) и учение о Богочеловечестве. Настоящим предметом метафизики, считает Соловьев, является не бытие, а сущее (Абсолют, Бог), которому бытие принадлежит. Бытие относительно, су¬щее (сверхсущее) абсолютно, оно выше любых призна¬ков и определений, представляя собой положительное ничто, поскольку не есть что-нибудь, и все, поскольку не может быть лишено чего-нибудь, оно есть положи¬тельная возможность, сила и мощь бытия. Бытие по от¬ношению к абсолютному есть его другое, т.е. сущее – это единство себя и своего отрицания или любовь как самоотрицание существа и утверждение им другого, но этим самоотрицанием осуществляется высшее самоут¬верждение. В этом ключе Соловьев разрабатывает понятие по¬ложительного всеединства, учение о котором выступило ведущей линией русского философствования. Всеедин¬ство есть такое состояние, в котором единое существует не за счет всех или в ущерб им, а в пользу всех, это не¬кое гармоническое единство множеств, идеальный строй бытия, определяющий направленность его эволю¬ции. Раскрывая динамику всеединства, Соловьев утверждает, что в абсолютном можно различить два полюса (цент¬ра) - абсолютное как таковое и абсолютное как стано-вящееся всеединое или идея, сущность, потенция, первоматерия бытия, воплощающаяся в реальную действи¬тельность. Именно здесь наиболее явен пантеизм Соловьева, ибо фактически он снимает идею творения мира и утверждает его изначальную единосущность Богу. Опре¬делив бытие как соотношение сущего и сущности, Соловьев выделяет его модусы (воля, представление, чувство) и от них заключает к модусам всеединства - благу, исти¬не, красоте, через которые осуществляется возвращение раздробленного мира к Абсолюту. Космогонический процесс у Соловьева – последовательность "повышений бы¬тия". Актуально этот процесс проходит через три ступе¬ни явления Логоса (абсолютного в его саморазличении), что позволяет совместить концепцию С. с догматом Трехипостасности и одновременно (богочеловек Хрис¬тос как конкретный Логос) связать сущее с человеком. Особое место в онтологической модели Соловьева занимает учение о Софии, божественной премудрости, ставшее основой софиологического направления русской фило¬софии, а также ведущей темой символической поэзии. Концепция Софии Соловьева весьма темна и противоречива и довольно трудно согласуется с учением о Св. Троице. София трактуется и как мировая душа, и как вечная женственность, и как тело Христово, т.е. Церковь, и как воплощенная в образе Св. Девы Марии. В конечном счете, София (единство – все в себе заключающее) высту¬пает началом, объединяющим тварный мир и Абсолют, это непосредственное воплощение Абсолюта в мире и одновременно идеальный человек, реальная опора индивида в преодолении хаоса тварного мира. Гносеоло¬гическим аспектом концепции положительного все¬единства является теория цельного знания. С течением времени у Соловьева усиливается антикартезианское начало в форме вывода, что человеческий субъект гораздо менее очевиден и достоверен, чем Абсолют, являющийся предметом познания и данный человеку непосредствен¬но в форме ощущения абсолютной истины еще до вся¬кого самосознания; вне безусловной Истины познаю¬щий субъект есть ничто. Цель познания – внутреннее соединение человека с истинно сущим, что органически включает в познавательный процесс нравственный эле¬мент. Истина онтологична, изначально существует до всякого субъекта, есть сущее (безусловная действитель¬ность) всеединое (смысл всего существующего). По¬знать истину – значит вступить в область Абсолюта и тогда истина, овладевая внутренним существом челове¬ка, выявляется как любовь. Следуя Спинозе, Соловьев различа¬ет три источника познания - опыт, разум и мистика. Эмпирическое и рациональное познание дают нам сви¬детельства только о внешности предмета. Суть же по¬стигается посредством третьего рода познания, осно¬ванного на вере, через непосредственное восприятие (интуицию) абсолютной действительности, внутренне соединяющее нас с предметом познания. Это и есть ми¬стика как цельное знание, выраженное у Соловьева в строгой системе логических категорий и отражающее чувство связи всего со всем, причем мистическое знание, составляя "основу истинной философии", должно браться в неразрывной связи со знанием феноменологическим (научным).
Очевидно, что метафизика Соловьева оборачивается антропологией и этикой. Человек есть связующее звено между божественным и тварным миром, в нем "приро¬да перерастает саму себя и переходит (в сознании) в об¬ласть абсолютного", безусловного значения человечес¬кой личности как нравственного существа. Совмещая в себе безусловное и условное, человек двойственен, он есть вместе и божество и ничтожество. Стремление раз-решить это противоречие усиливает со временем у Соловьева элементы имперсонализма, трактовки личности как "подставки" другого, высшего, индивидуализации все¬единства без отказа, однако, от понимания личности как особой формы бесконечного содержания, в социальном плане восполняемого обществом. При этом антрополо¬гия у Соловьева снимает космогонию, ибо наряду с актуальным всеединством необходимо предположить потенциаль¬ное, становящееся всеединство, каковым является чело¬век в силу его причастности двум мирам: в человеке всеединое получает сначала идеальную форму, а затем, посредством сознательного включения в космогоничес¬кий процесс воссоединения с Абсолютом, и реальную. "Земной" план этого процесса Соловьев раскрывает в своем вершинном произведении "Оправдание добра", тща-тельнейшим образом анализируя реальные процессы человеческой жизни. Утверждая в противоречии со сво¬ей концепцией независимость нравственной сферы от религии и метафизики, Соловьев стремится построить рацио¬налистическую этику как развитие разумом изначально присущей ему идеи добра. Составляя полноту бытия, добро ничем не обусловлено, напротив, все собою обусловливает и через все осуществляется. Зло же объектив¬но не существует, есть разлад, дезорганизация бытия, результат свободы, эгоизма. Добро через культуру при¬звано организовать бытие на пути к всеединству. Спосо¬бом упразднения эгоизма является понятая онтологиче¬ски (как соединение учения об Эросе с учением о Со¬фии) любовь как спасение индивидуальности через вну¬треннее признание истины другого, его безусловности.
Итак, в этической концепции В. С. Соловьев исходит из представления о том, что своей победой над нравственным и физическим злом Христос раскрыл человеку единственно правильный путь усвоения всеобщих моральных ценностей. Кроме неба нравственное совершенствование человека поддерживают его природные чувства - стыд, жалость и благоговение. Но эти природные чувства служат индивидуальному проявлению высоких, нравственных принципов. Между тем совершенное добро может выступать только в универсальном проявлении, т. е. не для отдельной личности, а для всего человечества. Всеобъемлющее утверждение совершенного добра осуществляется посредством приобщения как личности, так и общества к нравственным принципам, принесенным на землю Иисусом Христом. В. С. Соловьеву принадлежит значительная роль в определении перспектив обновления православия, в разработке принципов экуменизма, в пересмотре устаревших ортодоксально-традиционных положений христианства. Известно, что ведущие иерархи церкви вместе с синодом запрещали В. С. Соловьеву выступать по церковным вопросам. Но он значительно глубже, чем иерархи и синодальные власти, понимал объективные тенденции в русском православии и наметил программу теологического обновления христианства.
Соловьеву было присуще необычайно острое чувство истории, что выразилось в его постоянном внимании к историо¬софским проблемам. Будучи сыном 19 в., Соловьев безогово¬рочно верил в прогресс и только в конце жизни перешел на позиции социального катастрофизма. Космический процесс рождением человека переходит в историчес¬кий, где всеединство выступает как социальный идеал, смысл истории, уже явленный богочеловеком Христом, давшим человечеству всю полноту положительного от¬кровения. Соответственно история представляет собой богочеловеческий процесс воплощения Божества и обожения человека, или богодействие ("Чтения о богочеловечестве"). В этой прогрессивной эволюции человечест¬во проходит через необходимые экономический и поли¬тический этапы, достигая высшей стадии в духовном обществе или церкви как социальном всеединстве. Человеческие отношения строятся на основе принципа со¬лидарности, вытекающей из сострадания и практически воплощающей изначальную связь всего со всем. Стре¬мясь найти средства реализации данного идеала, в 1880-е Соловьев разрабатывает теократическую утопию, полагая, что единство человечества будет обеспечено всемирной теократией (воссоединением церквей), где нравственная власть принадлежала бы церкви, а политическая - ца¬рю ("История и будущность теократии"). Поиск иници¬ирующего субъекта данного процесса приводит Соловьев к концепции "русской идеи". Развитием человечества, по¬лагает Соловьев, управляют "три коренных силы". Первая – центростремительная – стремится устранить всякое многообразие подчинением одному верховному началу, подавляет свободу личной жизни (Восток). Вторая – центробежная – дает свободу всем частным формам жизни и ведет к всеобщему эгоизму и анархии (Запад). Необходима третья, интегрирующая сила, которая дала бы положительное содержание двум первым и тем са¬мым безусловное содержание человеческому развитию, будучи только откровением высшего божественного ми¬ра. Народ, носитель этой силы, должен быть свободен от всякой односторонности, от какой-либо частной зада¬чи, он призван сообщить живую душу, дать жизнь и це¬лость разорванному человечеству. Таким народом мо¬жет быть, по Соловьеву, только славянство, прежде всего рус¬ский народ, который первым заложит фундамент сво¬бодной теократии. Полагая, что идея нации есть то, что Бог думает о ней в вечности, а не то, что она думает о себе во времени, Соловьев видел историческую миссию России в участии в развитии великой христианской цивилиза¬ции с целью восстановления на земле верного образа божественной Троицы. Эта миссия носит исключитель¬но моральный, а не политический характер, и потому С. всегда резко выступал против национализма ("Нацио¬нальный вопрос в России"). К концу жизни Соловьев все острее ощущает трагизм и катастрофичность истории ("Три разговора о войне, прогрессе и конце всемирной истории") и отказывается от своей теократической уто¬пии.
Тесно связана с космоантропологией и этикой эстетика Соловьева, в которой мыслитель стремился дать философ¬ское обоснование афоризма Достоевского "красота спа¬сет мир", прилагая к космогоническому процессу эсте¬тический критерий. Красота, являясь местом соприкос-новения двух миров, есть введение вещественного бы¬тия в нравственный порядок через его одухотворение, продолжение начатого природой художественного дела в свете будущего мира, иными словами, чувственное во¬площение в материальном мире истины и добра. Искус¬ство в этом смысле выступает как свободная теургия, т.е. пересоздание эмпирической, природной действи¬тельности с точки зрения реализации в ней божествен¬ного начала. Осуществив глубокий философский син¬тез, Соловьев определил последующие пути развития русской религиозной и философской мысли. Соглашаясь или от¬талкиваясь, большинство русских мыслителей 20 в. раз¬рабатывало темы и мотивы, обозначенные Соловьевым (в особен¬ности метафизика всеединства, софиология, историосо¬фия и др.).
Начало 20 века интеллектуально маркирован как период «Серебряного века» в истории достижений русской творческой элиты. Культура Серебряного века очень многолика: в ней слились не только разные стили и жанры, но и самые разные духовные течения, часто трудно между собой совместимые. Эта разнородность состава сказалась и на характере философии: тут присутствует и влияние западной метафизики, прежде всего немецкого идеализма, и восходящее к славянофилам стремление вернуться к христианским истокам и строить философию на религиозном основании, сближая ее с богословием; и мистико-оккультные мотивы, восходящие к гностицизму и усиленные – особенно в начале 20 века – увлечением апокрифической литературой и интересом к русскому сектантству, прежде всего к мистико-экстатическим сектам. Все эти духовные влияния сказались в творчестве В.С. Соловьева, исключительно одаренного философа, наделенного редкой восприимчивостью к чужим идеям и большим литературным талантом, позволявшим ему с пластичной ясностью излагать самые сложные мыслительные построения.
Итак, Соловьев пытался создать учение, в котором все эти элементы обрели бы единство, составив некоторое органическое целое. Но в силу их разнородности такой синтез оказался достаточно хрупким; при первых же попытках последователей Соловьева строить на нем здание новой философии обнаруживались трудности и противоречия, поэтому фундамент приходилось постоянно укреплять и перестроить. Таким образом, возникли различные варианты, различные трактовки краеугольных камней соловьевского учения, - если назвать только наиболее важные из них. Но влияние Соловьева сказывалось не только в сфере собственно философии: под знаком соловьевских идей формировались новые направления и в литературе, и в том влиятельном в 20 веке духовном течении, которое получило имя «нового религиозного сознания» и было тесно связано с символизмом и декадентством. И причины понятны: поэзия Соловьева в не меньшей степени содействовала усвоению его философских идей и, что самое главное, распространению их далеко за пределами собственно философского сообщества, что сопровождалось новой, порой неожиданной их трактовкой. «Поэтическое влияние Соловьева неуловимее и тоньше, но зато глубже и прочнее, нежели чисто философское». И с этим нельзя не согласится; ведь философия Соловьева, как и многих ее последователей ориентирована эстетически. Печать романтического эстетизма (как у немецких романтиков и близкого к ним Шеллинга) определяет всего Серебряного века, усвоившего не только религиозные искания Соловьева, но и его поклонение Софии – вечной женственности, его мистическую эротику, которой проникнута его поэзия. Булгаков также считает, что «в многоэтажном, искусственном и сложном творчестве Соловьева только поэзии принадлежит безусловная подлинность, так что и философию его можно и даже должно проверять поэзией». С Булгаковым нельзя не согласится в том, что воздействие поэзии Соловьева было глубже, а главное шире, чем воздействие его философских сочинений, доступных сравнительно узкому кругу читателей.
Также творчество Ф.М. Достоевского сыграло в становлении русской религиозной философии и «богоискательства» не меньшую роль, чем творчество Соловьева, сблизившегося с писателем в последние годы его жизни. Оба они, и Достоевский, и Соловьев, преодолевая позитивистские и материалистические увлечения русской интеллигенции 60-80-х годов, стремились возвратить отечественную мысль к ее христианским истокам. К тому же Соловьева и Достоевского объединяли хилиастические чаяния. Хилиастическая утопия – движущая пружина того устремления к обновлению христианства, которое, начиная с Достоевского и Соловьева, продолжалось и углублялось затем в 20 веке. У представителей так называемого «нового религиозного сознания» оно вылилось полное неприятие Православной Церкви, ожесточенную критику «исторического христианства» и приобрело революционно-разрушительный характер. Что же касается Достоевского и Соловьева, то в основе их проектов создания «истинно вселенской» Церкви лежало стремление преодолеть ту пропасть, которая, постепенно углубляясь со времени петровских реформ, все больше отделяла православную церковь от гуманистической светской культуры, с одной стороны, и от «народной веры», с другой. Именно в «народной вере» искал опору для преодоления процесса секуляризации Достоевский; отчасти, с ним здесь сближался и Соловьев.
Аналогично В.И. Иванов отмечал ключевую роль В.С. Соловьева в самом возникновении религиозных стремлений начала ХХ века: «Истинным создателем наших религиозных стремлений, лирником Орфеем, несущим начало зиждительного строя, был Владимир Соловьев». Зачинающим новый этап в развитии человеческой мысли видел Соловьева С.Н. Булгаков: «Человечество пережило многовековое господство отвлеченного клерикализма, враждебное свободной мысли и научному исследованию; мы переживаем теперь век отвлеченного рационализма, отвергнувшего сначала религию, а затем и философию во имя точного знания и свободного исследования. Но есть основания думать, что и этот период приходит к концу и уже исчерпывает свои положительные потенции. На очереди новый высший синтез, в котором испытующий дух возвращается к себе, к исконным своим запросам и, обогащенный всеми приобретениями векового развития знания и мысли, освобождается от господства того или иного отвлеченного начала, но все их гармонически соединяет. Искание этого синтеза было делом жизни Соловьева». Само название книги Булгакова стало нарицательным, оно указывало путь многих русских интеллигентов.
«Соловьевское общество» выросло из литературного кружка 1890-х годов, организованного семьями Оболенских, Бобринских, Столыпиных, кружок посещал и сам В.С. Соловьев. Общество организовалось около 1901 году. Оно собиралось в ресторане «Донон» на «соловьевские обеды», читался и обсуждался доклад. Председателями Общества были Ю.Н. Милютин (1901-1912) и князь А.Д. Оболенский (1912-1916). Членами Общества были: князь С.М. Волконский, князь Э.Э. Ухтомский, А.А. Столыпин, А.В. Кривошеин, Н.Н. Львов, П.П. Извольский и др.
Софиология Владимира Соловьева, в которой соединились христианские и оккультно-гностические мотивы, оказалась в центре не только религиозной философии, но и декадентской поэзии. В 1900-1901 годах появились софианские кружки, одним из которых руководил брат Владимира Соловьева – Михаил Соловьев. Эти кружки посещали и поэты-символисты как старшего, так и младшего поколения; к последнему принадлежали Андрей Белый, Александр Блок, Сергей Соловьев и другие. По словам Андрея Белого, они стремились осуществить соловьевство как жизненный путь и освятить женственное начало Божественности. Андрей Белый хорошо передает настроения софианских кружков: «Появились «видящие» средь «невидящих»; они узнавали друг друга; тянуло делиться друг с другом непонятным знанием их; они и тяготели друг к другу, слагая естественно братство зари, воспринимая культуру особо… интерес ко всему наблюдаемому разгорался у них; все казалось им новым, охваченным зорями космической и исторической важности… и видящие расходились в догадках; тот был атеист, а тот был теософ; этот влекся к церковности, этот шел прочь от церковности; соглашались друг с другом на факте зари; «нечто» светит, из этого «нечто» грядущее развернет свои судьбы». И будущее, в самом деле, развернуло вскоре «свои судьбы», - только такие, каких никто из чаявших «новой зари» не ожидал. Итак, апокалиптические предчувствия оказались созвучны настроениям Серебряного века; однако, в отличие от самого Соловьева последнего периода, соловьевцы начала века скорее испытывали «новый трепет», экстатическую жажду «небывалого», экзальтацию в предвестии «розовых зорь», которые, впрочем, уже в 1905-1907 годах стали приобретать багряной отсвет. С.Н. Трубецкой при Московском университете организовал Студенческое историко-филологическое общество, первое заседание которого состоялось 16 марта 1902 г. Председателем Общества стал С.Н. Трубецкой, товарищем председателя – П.И. Новгородцев. Была начата работа в четырех секциях: философской (председатель Л.М. Лопатин), исторической, историко-литературной и общественных наук. Общество стремилось привлечь студентов к творческой работе и, тем самым, отвлечь от революционной деятельности (хотя бы в стенах университета), что встретило противодействие со стороны радикально настроенного студенчества. Руководитель философской секции Лопатин подталкивал студентов к занятиям, в основном, философией немецкого идеализма. В студенческие годы в секцию входили такие религиозные мыслители как П.А. Флоренский, В.Ф. Эрн и др., которые в 1904 г. организовали 5-ю секцию Общества «История религии», явившейся ядром Религиозно-философского общества памяти Вл. Соловьева. Таким образом, религиозно-философская проблематика преобладала среди философов-профессионалов, она стала завоевывать все больший интерес со стороны интеллигенции и способствовать перемене ее настроений.

█

“КРИЗИС ЗАПАДНОЙ ФИЛОСОФИИ (Против позитивистов)” — магистерская диссертация Вл. С. Соловьева, защищенная 24 ноября 1874 в Петербургском университете. Опубликована в журнале “Православное обозрение” (1874, №1,3, 5, 9,10) и отдельным изданием (M., 1874; поледнее изд.: Соч., Т.2. M., 1988).

Согласно Соловьеву, западная философия, начавшись с раздвоения между личным мышлением и общенародной верой (схоластика) и реализуясь в противопоставлении самочинного разума внешнему бытию природы (Новое время), в качестве исключительно теоретического познания завершила свое развитие. Опираясь на идеи позднего Шеллинга, старших славянофилов, П. Д. Юркевича, Соловьев с небывалой для русской мысли силой, широтой, конкретностью и концептуальностью проинтерпретировал историю западной философии — от схоластики до Гегеля, Шопенгауэра, Э. Гартмана, позитивистов — как историю последовательной смены ряда гипостазированных отвлеченных начал (теоретический анализ этой проблематики дан в его работе “Критика отвлеченных начал”, 1880) и сформулировал принципиальное значение и последние результаты этой истории для метода познания, учения о сущем и этики.

Признание односторонности и потому неистинности как чисто рационалистического, так и чисто эмпирического направлений в западной мысли приводит, по Соловьеву, к требованию истинного метода, дающего цельное знание, а также к полаганию в качестве абсолютного первоначала вместо прежних абстрактных сущностей и ипостасей (рассудок, опыт, понятие, воля, бессознательное и т. п.) конкретного всеединого духа.

Последней же целью и высшим благом мирового развития предстает уничтожение исключительного самоутверждения частных существ в их вещественной розни и восстановление их как царства духов, объемлемых всеобщностью духа абсолютного. Подлинный (и неожиданный для западного сознания) смысл результатов западноевропейского философского развития, по Соловьеву, утверждает в форме рационального познания те самые истины, которые в форме веры и духовного созерцания утверждались великими богословскими учениями древнего и в особенности христианского Востока. Исторически и логически неизбежно возникновение новой философии как синтеза религии, метафизики и положительной науки, который соединит с полнотой содержания духовных созерцаний Востока логическое совершенство западной формы. (В “Приложении” рассмотрена и принципиально отвергнута теория О. Конта, согласно которой два предварительных базиса в умственном развитии человечества, религия и метафизика, уступают место и преодолеваются третьим, окончательным — позитивной наукой).

“Кризис западной философии”, первая крупная работа Соловьева, вызвав широкий общественный резонанс и горячую полемику, ознаменовала начало нового этапа в развитии русской философии. Проект современной христианской метафизики, очертив место для русской мысли в европейской философии. воплотился как в последующем творчестве самого его автора, так и в построениях ряда крупнейших русских философов 20 в.