Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Львовы
Описание герба: Княжеский герб Львовых Герб князей Львовых схож совершенно с гербами фамилий других князей ярославских, имея в среднем, малом щитке ярославский герб - для указания общего происхождения, а в четырех делениях главного гербового щита по два повторения гербов Киевского и Смоленского княжеств, в шахматном порядке - тоже для обозначения родства с родоначальниками домов, члены которых наследственно занимали престолы Киева и Смоленска, как потомство Мономаха .
Том и лист Общего гербовника:	V, 3
Титул:
Часть родословной книги:
Подданство:
Россия
Имения:
Дворцы и особняки:

Львовы - продолжающаяся по сей день ветвь князей Ярославских , происходящая от князя Льва Даниловича, прозванием Зубатого, потомка Рюрика в XVIII колене.

Его сын Василий Львович с сыновьями отъехал в Литву. Потомки двух его братьев Дмитрия Львовича Векошки и Андрея Львовича Луговки прозывались соответственно Зубатовыми-Векошкиными и Зубатовыми-Луговкиными . Со второй половины XVI века представители обеих ветвей стали именоваться князьями Львовыми.

Из рода Львовых, прежде малозаметного, вышло несколько бояр и окольничих в правление царя Алексея Михайловича и его детей. В конце XVII века представители рода Львовых служили стольниками , стряпчими , жильцами , участвовали в многочисленных войнах и сражениях. Только в сражении под Нарвой в 1700 году погибли шестеро князей Львовых.

На протяжении XVIII века Львовы вновь были малозаметны, причем младшая ветвь их вовсе пресеклась. Вновь обратили на себя внимание в продолжение XIX века.

Векошкины (старшая ветвь)

• Князь Дмитрий Львович Векошка
  • Фёдор Дмитриевич Большой , его старший сын, погиб в казанском походе 1545 года.
  • Андрей Дмитриевич , младший брат предыдущего, продолжатель рода.
    • • Князь Матвей Данилович , внук предыдущего, был воеводой в Тобольске (1592), Вологде (1597) и Верхотурье (1601).
        • • Князь Иван Дмитриевич , внучатый племянник предыдущего, служил воеводой в Тюмени в 1635-1639 гг.
            • Князь Алексей Михайлович , племянник предыдущего, боярин и посол в разных странах, подписался под грамотой об избрании Михаила Фёдоровича Романова на царство. Племянники Алексея Михайловича:
              • Дмитрий Петрович (ум. 1660), боярин (1655), неоднократно участвовал в приёмах различных посольств и в дипломатических переговорах;
              • Семён Петрович (ум. 1659), стольник (с 1625), воевода в Воронеже (1630-1631), в Белгороде () и Ливнах (1647), с 1652 окольничий; попал в плен под Конотопом и вскоре умер от ран.
              • Василий Петрович (ум. 1659) - воевода в Архангельске (1636), в Путивле (1643-1645) и Пскове в (1650-1651) во время псковского восстания , участник русско-польской войны 1654-1667.
                • Его сын Михаил Васильевич (ум. 1676), стольник, ведал Печатным двором в Москве, выступал против церковной реформы патриарха Никона ; в 1655 году сослан в Соловецкий монастырь .
            • Князь Степан Фёдорович , племянник Ивана Дмитриевича (и двоюродный брат Алексея Михайловича) был воеводой в Нижнем Новгороде (1675-1676); с 1677 окольничий.
              • Его племянник Михаил Никитич († в г.), боярин, с 1689 главный судья Земского приказа.

Львовы новейшего времени

В XVIII веке старшая линия распалась на две ветви, родоначальниками которой стали внуки окольничего Степана Фёдоровича, сыновья князя Якова Степановича.

• Князь Семён Сергеевич Львов (уп. 1786), правнук князя Степана Фёдоровича (см. выше); с 1775 г. служил прокурором в Тамбовской, Калужской и Тульской губерниях; женат на Елизавете Никитичне Иевлевой.
  • Его дочь Мария Семёновна (1765-1839), в замужестве Бахметева, фаворитка графа Алексея Орлова-Чесменского , хозяйка подмосковной усадьбы Михайловское .
  • Брат её Владимир Семёнович (1771-1829) в войну 1812 г. служил в московском ополчении, был участником Бородинской битвы . С 1813 в чине подполковника вышел в отставку, в 1828-29 гг. был клинским уездным предводителем дворянства. Известен как мастер акварельного рисунка. В 1807 г. приобрёл у Е. П. Лопухиной имение в с. Спасское-Телешово Клинского уезда Московской губернии , ставшее родовым гнездом этой ветви рода.
    • Из его сыновей наиболее известен Владимир Владимирович (1805-1856), писатель, статский советник (1847). С 1836 г. чиновник канцелярии московского гражданского губернатора, в 1847-50 депутат московского дворянского собрания. В 1850-52 цензор Московского цензурного комитета, был уволен за разрешение публикации отдельным изданием «Записок охотника» И. С. Тургенева . Автор многочисленных очерков, повестей, сказок и рассказов для детей. Создал в своих имениях и содержал за свой счёт ряд школ и больниц для крестьян. Женат на Софье Алексеевне Перовской , внебрачной дочери графа А. К. Разумовского .
    • Его брат Дмитрий Владимирович (1810-1875), публицист, автор брошюры «Освобождение помещичьих крестьян через посредство ликвидационных уездных контор» (1859).
    • Другой брат, Георгий Владимирович (1821-1873), юрист, действительный статский советник . Окончил училище правоведения в Петербурге (1842), служил в Сенате , с 1855 - в Морском ведомстве . Участвовал в подготовке и проведении реформы Морского министерства, осуществлённой под руководством великого князя Константина Николаевича , составил записку о положении кантонистов (содержавшиеся в ней факты способствовали уничтожению этого института).
    • Четвёртый из братьев - Евгений Владимирович (1817-1896) - был близок к славянофилам , дружил с Л. Н. Толстым . Сыновья:
      • Георгий Евгеньевич (1861-1925), министр-председатель Временного правительства ;
      • Алексей Евгеньевич (1850-1937), гофмейстер (1903). Окончил юридический факультет Московского университета (1874), служил в Министерстве юстиции , с 1892 г. секретарь Совета Московского художественного общества, с 1894 инспектор, а в 1896-1917 директор Московского училища живописи, ваяния и зодчества ;
      • Владимир Евгеньевич (1851-1920), дипломат, служил в Гааге, Мадриде, Бухаресте. В 1901-1916 директор Московского главного архива Министерства иностранных дел , почётный опекун Опекунского совета Ведомства учреждений императрицы Марии , член совета Елизаветинского института в Москве;
      • Сергей Евгеньевич (1859-1937), предприниматель, владелец и глава фирмы «Пожевские заводы князя С. Е. Львова» (металлургическая промышленность); из его сыновей трое расстреляны в 1937 году; дочь Елена жила во Франции, занималась иконописью.
  • Дмитрий Семёнович (1775-1834), младший брат Владимира Семёновича, генерал-майор (1815), участвовал в русско-шведской войне 1788-1790 и Отечественной войне 1812 года .
    • Александр Дмитриевич (1800-1866), тайный советник (1859), гофмейстер. В 1834-1839 управляющий московской конторой Государственного коммерческого банка, с 1842 - попечитель Московского сиротского дома, в 1849-51 председатель Комитета для надзора за фабриками и заводами в Москве, с 1858 вице-президент Московской дворцовой конторы . Женат на княжне Марии Андреевне Долгоруковой.

Представители этой линии рода князей Львовых внесены в V часть родословной книги Московской и Санкт-Петербургской губерний. Почти все потомки перечисленных выше лиц погибли в Гражданскую войну или были репрессированы в 1920-30-х годах.

Потомки другого внука князя Степана Фёдоровича - Никиты Яковлевича - жили главным образом в Калужской и Тульской губерниях, многие из них служили по выборам от дворянства. Представители этой ветви рода внесены в V часть родословной книги Калужской и Тульской губерний, их родовое гнездо - усадьба «Забвение» в с. Болото Белёвского уезда Тульской губернии , перешедшая к Львовым от Стрешневых в 1647 году.

Наиболее известен из этой ветви Александр Дмитриевич , один из организаторов пожарного дела в России, создатель (1881) добровольной пожарной дружины в Стрельне (под Петербургом) и Российского пожарного общества (1893), редактор журнала «Пожарное дело», один из инициаторов проведения 1-й пожарной выставки в Петербурге (1892). От своего деда по матери П. К. Александрова он унаследовал дачу-замок в Стрельне .

Луговкины (младшая ветвь)

Князья Львовы-Луговкины, последний из которых умер в конце XVIII века, происходят от князя Андрея Львовича Луговки (см. выше). Наиболее примечательные представители:

• Князь Никита Яковлевич (ум. 1684), патриарший, а с 1629 царский стольник, участник русско-польской (1654-1667) и русско-шведской (1656-1658) войн, с 1658 окольничий, в 1660-62 воевода в Калуге, с 1665 - воевода в Киеве , в 1666-68 - в Севске. Позднее принял постриг в Толгском монастыре .
• Князь Семён Иванович , во время разинского восстания товарищ воеводы в Астрахани ; убит повстанцами в 1671 году.
• Князь Пётр Григорьевич , в 1682 воевода в Вологде, затем комнатный стольник царевны Софьи Алексеевны , после её падения отправлен воеводой в Архангельск , в 1693-94 - в Вологду . Участник Азовских походов , в 1696-97 воевода в Азове , пожалован в окольничие, построил на свои средства 2 корабля для Азовского флота, с 1705 в Москве, ведал делами больных и раненых.
• Князь Пётр Лукич (ум. 1715), стольник (1660), в 1677-80 воевода в Томске , в Крымском походе 1687 воевода в Большом полку у знамени, тогда же пожалован в окольничие, в 1688 воевода в Севске , в 1689-91 - в Курске , в 1693-94 - вновь в Севске. В построил на свои средства корабль для Азовского флота . В 1698 судья при расследовании дел участников стрелецкого бунта 1698 года, в 1708-1710 наместник в Казани .
• Его племянник Иван Борисович (1669-1719), стольник , в 1700-1714 комиссар при российских недорослях, обучавшихся навигацкому делу в Голландии и Англии. С 1716 обер-экипажмейстер Адмиралтейств-коллегии , в 1718 дважды арестовывался по делу царевича Алексея Петровича , в том же году сослан в свои деревни.

Источники

• Руммель В.В., . // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.
• Долгоруков П. В. Российская родословная книга . - СПб. : Тип. Карла Вингебера, 1854. - Т. 1. - С. 185.
• Руммель В. В. , Голубцов В. В . Родословный сборник русских дворянских фамилий . - Т. 1. - С. 570-596.
• История родов русского дворянства: В 2 кн. / авт.-сост. П. Н. Петров . - М .: Современник; Лексика, 1991. - Т. 1. - С. 165-169. - 50 000 экз. - ISBN 5-270-01513-7 .

Напишите отзыв о статье "Львовы (князья)"

Ссылки

• (на русском)
• (на английском)

Отрывок, характеризующий Львовы (князья)

Опять тело Наташи заколебалось от рыданий.
– Ну узнает он, ну брат твой, жених!
– У меня нет жениха, я отказала, – прокричала Наташа.
– Всё равно, – продолжала Марья Дмитриевна. – Ну они узнают, что ж они так оставят? Ведь он, отец твой, я его знаю, ведь он, если его на дуэль вызовет, хорошо это будет? А?
– Ах, оставьте меня, зачем вы всему помешали! Зачем? зачем? кто вас просил? – кричала Наташа, приподнявшись на диване и злобно глядя на Марью Дмитриевну.
– Да чего ж ты хотела? – вскрикнула опять горячась Марья Дмитриевна, – что ж тебя запирали что ль? Ну кто ж ему мешал в дом ездить? Зачем же тебя, как цыганку какую, увозить?… Ну увез бы он тебя, что ж ты думаешь, его бы не нашли? Твой отец, или брат, или жених. А он мерзавец, негодяй, вот что!
– Он лучше всех вас, – вскрикнула Наташа, приподнимаясь. – Если бы вы не мешали… Ах, Боже мой, что это, что это! Соня, за что? Уйдите!… – И она зарыдала с таким отчаянием, с каким оплакивают люди только такое горе, которого они чувствуют сами себя причиной. Марья Дмитриевна начала было опять говорить; но Наташа закричала: – Уйдите, уйдите, вы все меня ненавидите, презираете. – И опять бросилась на диван.
Марья Дмитриевна продолжала еще несколько времени усовещивать Наташу и внушать ей, что всё это надо скрыть от графа, что никто не узнает ничего, ежели только Наташа возьмет на себя всё забыть и не показывать ни перед кем вида, что что нибудь случилось. Наташа не отвечала. Она и не рыдала больше, но с ней сделались озноб и дрожь. Марья Дмитриевна подложила ей подушку, накрыла ее двумя одеялами и сама принесла ей липового цвета, но Наташа не откликнулась ей. – Ну пускай спит, – сказала Марья Дмитриевна, уходя из комнаты, думая, что она спит. Но Наташа не спала и остановившимися раскрытыми глазами из бледного лица прямо смотрела перед собою. Всю эту ночь Наташа не спала, и не плакала, и не говорила с Соней, несколько раз встававшей и подходившей к ней.
На другой день к завтраку, как и обещал граф Илья Андреич, он приехал из Подмосковной. Он был очень весел: дело с покупщиком ладилось и ничто уже не задерживало его теперь в Москве и в разлуке с графиней, по которой он соскучился. Марья Дмитриевна встретила его и объявила ему, что Наташа сделалась очень нездорова вчера, что посылали за доктором, но что теперь ей лучше. Наташа в это утро не выходила из своей комнаты. С поджатыми растрескавшимися губами, сухими остановившимися глазами, она сидела у окна и беспокойно вглядывалась в проезжающих по улице и торопливо оглядывалась на входивших в комнату. Она очевидно ждала известий об нем, ждала, что он сам приедет или напишет ей.
Когда граф взошел к ней, она беспокойно оборотилась на звук его мужских шагов, и лицо ее приняло прежнее холодное и даже злое выражение. Она даже не поднялась на встречу ему.
– Что с тобой, мой ангел, больна? – спросил граф. Наташа помолчала.
– Да, больна, – отвечала она.
На беспокойные расспросы графа о том, почему она такая убитая и не случилось ли чего нибудь с женихом, она уверяла его, что ничего, и просила его не беспокоиться. Марья Дмитриевна подтвердила графу уверения Наташи, что ничего не случилось. Граф, судя по мнимой болезни, по расстройству дочери, по сконфуженным лицам Сони и Марьи Дмитриевны, ясно видел, что в его отсутствие должно было что нибудь случиться: но ему так страшно было думать, что что нибудь постыдное случилось с его любимою дочерью, он так любил свое веселое спокойствие, что он избегал расспросов и всё старался уверить себя, что ничего особенного не было и только тужил о том, что по случаю ее нездоровья откладывался их отъезд в деревню.

Со дня приезда своей жены в Москву Пьер сбирался уехать куда нибудь, только чтобы не быть с ней. Вскоре после приезда Ростовых в Москву, впечатление, которое производила на него Наташа, заставило его поторопиться исполнить свое намерение. Он поехал в Тверь ко вдове Иосифа Алексеевича, которая обещала давно передать ему бумаги покойного.
Когда Пьер вернулся в Москву, ему подали письмо от Марьи Дмитриевны, которая звала его к себе по весьма важному делу, касающемуся Андрея Болконского и его невесты. Пьер избегал Наташи. Ему казалось, что он имел к ней чувство более сильное, чем то, которое должен был иметь женатый человек к невесте своего друга. И какая то судьба постоянно сводила его с нею.
«Что такое случилось? И какое им до меня дело? думал он, одеваясь, чтобы ехать к Марье Дмитриевне. Поскорее бы приехал князь Андрей и женился бы на ней!» думал Пьер дорогой к Ахросимовой.
На Тверском бульваре кто то окликнул его.
– Пьер! Давно приехал? – прокричал ему знакомый голос. Пьер поднял голову. В парных санях, на двух серых рысаках, закидывающих снегом головашки саней, промелькнул Анатоль с своим всегдашним товарищем Макариным. Анатоль сидел прямо, в классической позе военных щеголей, закутав низ лица бобровым воротником и немного пригнув голову. Лицо его было румяно и свежо, шляпа с белым плюмажем была надета на бок, открывая завитые, напомаженные и осыпанные мелким снегом волосы.
«И право, вот настоящий мудрец! подумал Пьер, ничего не видит дальше настоящей минуты удовольствия, ничто не тревожит его, и оттого всегда весел, доволен и спокоен. Что бы я дал, чтобы быть таким как он!» с завистью подумал Пьер.
В передней Ахросимовой лакей, снимая с Пьера его шубу, сказал, что Марья Дмитриевна просят к себе в спальню.
Отворив дверь в залу, Пьер увидал Наташу, сидевшую у окна с худым, бледным и злым лицом. Она оглянулась на него, нахмурилась и с выражением холодного достоинства вышла из комнаты.
– Что случилось? – спросил Пьер, входя к Марье Дмитриевне.
– Хорошие дела, – отвечала Марья Дмитриевна: – пятьдесят восемь лет прожила на свете, такого сраму не видала. – И взяв с Пьера честное слово молчать обо всем, что он узнает, Марья Дмитриевна сообщила ему, что Наташа отказала своему жениху без ведома родителей, что причиной этого отказа был Анатоль Курагин, с которым сводила ее жена Пьера, и с которым она хотела бежать в отсутствие своего отца, с тем, чтобы тайно обвенчаться.
Пьер приподняв плечи и разинув рот слушал то, что говорила ему Марья Дмитриевна, не веря своим ушам. Невесте князя Андрея, так сильно любимой, этой прежде милой Наташе Ростовой, променять Болконского на дурака Анатоля, уже женатого (Пьер знал тайну его женитьбы), и так влюбиться в него, чтобы согласиться бежать с ним! – Этого Пьер не мог понять и не мог себе представить.
Милое впечатление Наташи, которую он знал с детства, не могло соединиться в его душе с новым представлением о ее низости, глупости и жестокости. Он вспомнил о своей жене. «Все они одни и те же», сказал он сам себе, думая, что не ему одному достался печальный удел быть связанным с гадкой женщиной. Но ему всё таки до слез жалко было князя Андрея, жалко было его гордости. И чем больше он жалел своего друга, тем с большим презрением и даже отвращением думал об этой Наташе, с таким выражением холодного достоинства сейчас прошедшей мимо него по зале. Он не знал, что душа Наташи была преисполнена отчаяния, стыда, унижения, и что она не виновата была в том, что лицо ее нечаянно выражало спокойное достоинство и строгость.
– Да как обвенчаться! – проговорил Пьер на слова Марьи Дмитриевны. – Он не мог обвенчаться: он женат.
– Час от часу не легче, – проговорила Марья Дмитриевна. – Хорош мальчик! То то мерзавец! А она ждет, второй день ждет. По крайней мере ждать перестанет, надо сказать ей.
Узнав от Пьера подробности женитьбы Анатоля, излив свой гнев на него ругательными словами, Марья Дмитриевна сообщила ему то, для чего она вызвала его. Марья Дмитриевна боялась, чтобы граф или Болконский, который мог всякую минуту приехать, узнав дело, которое она намерена была скрыть от них, не вызвали на дуэль Курагина, и потому просила его приказать от ее имени его шурину уехать из Москвы и не сметь показываться ей на глаза. Пьер обещал ей исполнить ее желание, только теперь поняв опасность, которая угрожала и старому графу, и Николаю, и князю Андрею. Кратко и точно изложив ему свои требования, она выпустила его в гостиную. – Смотри же, граф ничего не знает. Ты делай, как будто ничего не знаешь, – сказала она ему. – А я пойду сказать ей, что ждать нечего! Да оставайся обедать, коли хочешь, – крикнула Марья Дмитриевна Пьеру.
Пьер встретил старого графа. Он был смущен и расстроен. В это утро Наташа сказала ему, что она отказала Болконскому.
– Беда, беда, mon cher, – говорил он Пьеру, – беда с этими девками без матери; уж я так тужу, что приехал. Я с вами откровенен буду. Слышали, отказала жениху, ни у кого не спросивши ничего. Оно, положим, я никогда этому браку очень не радовался. Положим, он хороший человек, но что ж, против воли отца счастья бы не было, и Наташа без женихов не останется. Да всё таки долго уже так продолжалось, да и как же это без отца, без матери, такой шаг! А теперь больна, и Бог знает, что! Плохо, граф, плохо с дочерьми без матери… – Пьер видел, что граф был очень расстроен, старался перевести разговор на другой предмет, но граф опять возвращался к своему горю.
Соня с встревоженным лицом вошла в гостиную.
– Наташа не совсем здорова; она в своей комнате и желала бы вас видеть. Марья Дмитриевна у нее и просит вас тоже.
– Да ведь вы очень дружны с Болконским, верно что нибудь передать хочет, – сказал граф. – Ах, Боже мой, Боже мой! Как всё хорошо было! – И взявшись за редкие виски седых волос, граф вышел из комнаты.
Марья Дмитриевна объявила Наташе о том, что Анатоль был женат. Наташа не хотела верить ей и требовала подтверждения этого от самого Пьера. Соня сообщила это Пьеру в то время, как она через коридор провожала его в комнату Наташи.
Наташа, бледная, строгая сидела подле Марьи Дмитриевны и от самой двери встретила Пьера лихорадочно блестящим, вопросительным взглядом. Она не улыбнулась, не кивнула ему головой, она только упорно смотрела на него, и взгляд ее спрашивал его только про то: друг ли он или такой же враг, как и все другие, по отношению к Анатолю. Сам по себе Пьер очевидно не существовал для нее.
– Он всё знает, – сказала Марья Дмитриевна, указывая на Пьера и обращаясь к Наташе. – Он пускай тебе скажет, правду ли я говорила.
Наташа, как подстреленный, загнанный зверь смотрит на приближающихся собак и охотников, смотрела то на того, то на другого.
– Наталья Ильинична, – начал Пьер, опустив глаза и испытывая чувство жалости к ней и отвращения к той операции, которую он должен был делать, – правда это или не правда, это для вас должно быть всё равно, потому что…
– Так это не правда, что он женат!
– Нет, это правда.
– Он женат был и давно? – спросила она, – честное слово?
Пьер дал ей честное слово.
– Он здесь еще? – спросила она быстро.
– Да, я его сейчас видел.
Она очевидно была не в силах говорить и делала руками знаки, чтобы оставили ее.

Пьер не остался обедать, а тотчас же вышел из комнаты и уехал. Он поехал отыскивать по городу Анатоля Курагина, при мысли о котором теперь вся кровь у него приливала к сердцу и он испытывал затруднение переводить дыхание. На горах, у цыган, у Comoneno – его не было. Пьер поехал в клуб.
В клубе всё шло своим обыкновенным порядком: гости, съехавшиеся обедать, сидели группами и здоровались с Пьером и говорили о городских новостях. Лакей, поздоровавшись с ним, доложил ему, зная его знакомство и привычки, что место ему оставлено в маленькой столовой, что князь Михаил Захарыч в библиотеке, а Павел Тимофеич не приезжали еще. Один из знакомых Пьера между разговором о погоде спросил у него, слышал ли он о похищении Курагиным Ростовой, про которое говорят в городе, правда ли это? Пьер, засмеявшись, сказал, что это вздор, потому что он сейчас только от Ростовых. Он спрашивал у всех про Анатоля; ему сказал один, что не приезжал еще, другой, что он будет обедать нынче. Пьеру странно было смотреть на эту спокойную, равнодушную толпу людей, не знавшую того, что делалось у него в душе. Он прошелся по зале, дождался пока все съехались, и не дождавшись Анатоля, не стал обедать и поехал домой.
Анатоль, которого он искал, в этот день обедал у Долохова и совещался с ним о том, как поправить испорченное дело. Ему казалось необходимо увидаться с Ростовой. Вечером он поехал к сестре, чтобы переговорить с ней о средствах устроить это свидание. Когда Пьер, тщетно объездив всю Москву, вернулся домой, камердинер доложил ему, что князь Анатоль Васильич у графини. Гостиная графини была полна гостей.

Георгий Евгеньевич Львов родился 2 ноября 1861 года (21 октября по старому стилю). Родословная князя Львова Г.Е. уходит к глубинным корням русской истории - он Рюрикович и аристократ «высшей пробы». Он принадлежал к древнему роду Львовых. Отец - князь Евгений Александрович Львов (1831-1878), мать - Зоя Дмитриевна Бибикова (1840-1906). Семья, по дворянским меркам, не была богатой.

В 1885 году Г.Е. Львов окончил юридический факультет Московского университета. С 1886 г. работал в Тульском окружном суде. В 1900 г. он был одним из лидеров земского движения в Туле, председатель Тульской губернской земской управы (1903-1905 гг.), участником земских съездов 1904-1905 гг.

В период русско-японской войны 1904-1905 гг. стал главноуполномоченным общеземских организаций по оказанию помощи русским воинам в Манчжурии. Эта деятельность принесла ему известность во всей России. В это время окончательно формируются его идейно-политические воззрения. Он был сторонником широких демократических преобразований, первоочередными из которых считал введение широких политических свобод, создание системы местного самоуправления с обширными функциями и большими правами, образование специального цензового совещательного органа при царе. На его взгляд, тормозом на пути общественного развития России являлось не самодержавие, а царская бюрократия.

В 1905 г. стал депутатом I Государственной думы от Тульской губернии. По идейно-политическим взглядам он примыкал к кадетам, по некоторым сведениям, в конце 1905 г. он вступил в кадетскую партию, затем вышел из нее, так как обнаружились его расхождения с кадетами по ряду вопросов. Лидер кадетской партии П.Н. Милюков назвал Г.Е. Львова "сомнительным кадетом". В I Думе пользовался большим уважением, но ораторскими талантами не блистал, на думскую трибуну почти не выходил. На выборах во II Думу потерпел поражение.

В 1908 г. принимал активное участие в организации переселенческого движения в Сибирь. С 1907 г. входил в различные масонские организации, что способствовало его дальнейшей политической карьере и избранию на пост премьер-министра первого Временного правительства.

В годы первой мировой войны Г.Е. Львов стал председателем Всероссийского земского союза помощи больным и раненым воинам (ВЗС). ВЗС снабжал армию хирургическими материалами и перевязочными средствами, подбирал медицинский персонал, организовывал госпитали и склады. В 1915 г. Всероссийский земский союз объединился с другой организацией - Всероссийским союзом городов в Земско-Городской союз (Земгор). Г.Е. Львов стал одним из руководителей Объединенного комитета Земгора.

Во время Февральской революции в ночь с 1 на 2 марта 1917 г. Временный комитет Государственной думы совместно с Петросоветом составил список членов Временного правительства во главе с Г.Е. Львовым. 2 марта Николай II, по предложению Временного комитета Государственной думы, издал указ о назначении Г.Е. Львова председателем Совета Министров. 3 марта 1917 г. газеты опубликовали официальное сообщение о создании Временного правительства во главе с Г.Е. Львовым. Но уже на первом заседании Временного правительства министры испытали разочарование, по свидетельству министра иностранных дел П.Н. Милюкова члены правительства "не почувствовали перед собой вождя. Князь [Львов] был уклончив и осторожен: он реагировал на события в мягких расплывчатых формах и отделывался общими фразами".

Первые мероприятия Временного правительства носили общедемократический характер: полная амнистия всем политическим заключенным, введение демократических свобод, отмена всех сословных, вероисповедальных и национальных правоограничений, проведение всеобщих выборов в органы местного самоуправления и подготовка выборов в Учредительное собрание. Но уже в самом начале деятельности Временного правительства просматривались явная растерянность, отсутствие политической воли и продуманной конкретной программы действий, некомпетентность ряда членов Временного правительства при решении политических, военных, финансовых вопросов, сильная зависимость Временного правительства от Советов. Вскоре неспособность Г.Е. Львова руководить работой Временного правительства стала для всех очевидной.

В апреле после заявления министра иностранных дел П.Н. Милюкова о намерении продолжать войну до победного конца разразился первый правительственный кризис. По требованию общественности непопулярные военный и морской министр А.И. Гучков и министр иностранных дел П.Н. Милюков были отправлены в отставку. По предложению главы правительства Г.Е. Львова было сформировано первое коалиционное правительство, в его состав вошли представители социалистических партий. Казалось, коалиционное правительство из представителей двух ведущих политических сил сможет наладить конструктивную работу, но вскоре обнаружилось, что тесного взаимодействия между членами коалиционного Временного правительства нет. Авторитет Временного правительства неуклонно падал. В июле 1917 г. в связи с провалом июньского наступления русской армии на Юго-Западном фронте разразился второй правительственный кризис. 3-5 июля в Петрограде прошли массовые демонстрации с требованиями отставки правительства.

7 июля 1917 г. первое коалиционное правительство во главе с министром-председателем Г.Е. Львовым ушло в отставку. В середине июля Г.Е. Львов уехал искать успокоения в Оптину пустынь. После Октябрьской революции от преследования большевиков перебрался в Сибирь, надеясь там затеряться.

В феврале 1918 г. Г.Е. Львов был опознан в Тюмени и арестован, но ему удалось бежать. В начале октября 1917 г. эмигрировал в США. Пытался добиться военной и финансовой помощи для борьбы с большевиками от правительств США и Великобритании, но ничего не получил. После этого Г.Е. Львов переехал в Париж. При его непосредственном участии было образовано "Русское политическое совещание", ставшее одним из основных антисоветских зарубежных центров. В Париже Г.Е. Львову удалось добиться получения значительных финансовых средств из числа хранившихся в зарубежных банках денег царского правительства. На базе этих средств он организовал "Бюро труда" для помощи бедствующим эмигрантам из России. Г.Е. Львов делал многое для нуждающихся, сам жил скромно, но эмиграция его не уважала, считая одним из главных виновников произошедшего с Россией.

Г.Е. Львов с родителями и сестрой

Поздним вечером 27 февраля 1917 года брат царя великий князь Михаил Александрович, передавая Николаю II в его Ставку совет распустить правительство Голицына, присовокупил к нему рекомендацию о кандидатурах нового премьера. В качестве одной из них был назван князь Г.Е.Львов.

Служивший в Ставке генерал А.С.Лукомской вспоминал, что великий, князь передавал свои соображения через генерала М.В.Алексеева. По свидетельству Лукомского, «великий князь сообщил генералу Алексееву те же данные, которые были изложены в телеграммах Председателя Государственной думы и просил начальника штаба Верховного Главнокомандующего немедленно доложить государю, что и он считает единственным выходом из создавшегося положения – срочно распустить нынешний состав Совета Министров, объявить о согласии создать ответственное перед Государственной думой правительство и поручить сформировать новый кабинет министров или председателю Всероссийского земского союза князю Львову, или председателю Государственной думы Родзянко».

Кандидатура князя Львова предлагалась и в других телеграммах, направлявшихся царю. И действительно, перед своим отречением от престола Николай II подписал 2 марта 1917 года указ об увольнении в отставку прежнего состава Совета Министров и о назначении новым главой правительства князя Львова. Это было сделано по просьбе прибывшего из Думы лидера октябристов А. И. Гучкова.

Увы, отправлять в отставку голицынское правительство было, собственно, уже ни к чему: большинство его членов находилось под арестом. Власть на себя взял созданный 27 февраля Временный Комитет Государственной думы. Этот Комитет вскоре сформировал Временное правительство, которое и возглавил Львов, занявший также пост министра внутренних дел.

Указ Николая II о назначении Георгия Евгеньевича главой правительственного кабинета был весьма важен для думских лидеров, сформировавших Временное правительство. Этот указ создал как бы легитимную основу для перехода власти от кабинета царского правительства к кабинету, если так можно выразиться, «думского» правительства.

Примечательная деталь. Около 3 часов дня 2 марта 1917 года переговоры об организации Временного правительства были завершены. Его состав был оглашен П.Н.Милюковым перед собравшимися в резиденции Госдумы – Таврическом дворце. Представляя Львова, он сказал, что во главе правительства поставлен человек, имя которого означает «организованную русскую общественность».

Одним из первых вопросов, которые пришлось решать Львову на посту главы Временного правительства, был вопрос о дальнейшей судьбе бывшего царя. Генерал Алексеев по поручению Николая II передал Георгию Евгеньевичу требование о предоставлении бывшему монарху ряда гарантий, среди которых разрешение беспрепятственного проезда до Романова-на-Мурмане, связанного с Мурманским портом. Открытие Николаю II дороги туда давало возможность беспрепятственного выезда в Англию, так как на рейде Мурманска стояли английские военные корабли.

Шестого марта 1917 года Львов отправил телеграмму генералу Алексееву, в которой согласился с Требованиями Николая II. Это означало фактическое согласие на выезд бывшего царя в Англию. Однако силы, группировавшиеся вокруг Советов, не позволили осуществить этот замысел. В тот же день 6 марта Временное правительство было вынуждено принять решение об аресте Николая II и Александры Федоровны.

Князь Львов и его правительство считали аграрные проблемы центральными среди экономических вопросов, требовавших неотложного разрешения. 19 марта князь и члены его правительства подписали специальное постановление, касавшееся аграрной тематики. В этом докладе, кстати, едва ли не впервые употреблялся на официальном уровне термин «враги народа».

Георгий Евгеньевич и члены его кабинета заявили, что «земельный вопрос не может быть проведен в жизнь путем какого-либо захвата. Насилие и грабежи – самое дурное и самое опасное средство в области экономических отношений. Только враги народа могут толкать его на такой гибельный путь, на котором не может быть никакого разумного исхода. Земельный вопрос должен быть решен путем закона, принятого народным правительством».

Министр-председатель Г.Е.Львов и министр земледелия А.И.Шингарев поставили подписи под постановлением правительства, опубликованным 21 апреля 1917 года, о создании земельных комитетов.

Князь составил также обзор аграрного движения за три месяца, прошедших после Февральской революции. В нем подчеркивалась мысль, что «деревня, очевидно, стала ощущать и воспринимать идеи и программы, выработанные и принятые в городских центрах».

Несмотря на большое внимание к аграрным проблемам, Временное правительство, однако, не могло похвастаться успехами в их разрешении.

Разумеется, наряду с проблемами аграрного характера правительству Львова приходилось заниматься множеством других разнообразных вопросов. Шла война и, конечно же, военная проблематика занимала первостепенное место 15 деятельности кабинета.

Большие усилия прилагались и к проведению достаточно традиционной международной политики. Характеризуя эту сторону деятельности тогдашнего кабинета министров, историк И.И. Минц подчеркивал: «Правительство Львова унаследовало от царизма не только основы внешнеполитической программы, но и определенную систему международных связей, в которой на первом месте стоял давний союз с Францией, важную роль играли отношения с Англией и новый союз с Японией. Все эти узы правительство... считало нужным сохранить, хотя и внесло в прежнюю политику некоторые поправки. Прежде всего оно придавало особое значение углублению связей с Англией, которую русская буржуазия считала к тому времени более ценным союзником, чем истощенную Францию».

«Вестник Временного правительства» регулярно сообщал российскому читателю о заседаниях кабинета Львова. Что же они собой представляли? В своих воспоминаниях видный журналист и кадетский деятель И.В.Гессен описал типичное заседание Временного правительства под председательством Георгия Евгеньевича: «За длинным столом вразбивку сидело несколько министров, глубоко погрузившись в лежавшие перед ними бумаги... в центре кн. Львов, точно всеми брошенный и озиравшийся по сторонам, не оторвется ли кто-нибудь от бумаг, чтобы придти ему на помощь. Керенского, Милюкова и Терещенко не было, они пришли к концу обсуждения, а некоторые конца заседания не дождались и уходили, не простившись... остальные упорно молчали, и тщетно кн. Львов несколько раз переспрашивал, нет ли у кого замечаний».

Такие нравы царили в обоих составах Временного правительства, которые возглавлял Львов. Причем первый состав просуществовал до 6 мая, а второй – до 24 июля 1917 года.

Кстати, в случае отсутствия на заседаниях самого Георгия Евгеньевича на них председательствовал, по постановлению правительства, министр юстиции А.Ф.Керенский. Словом, он являлся фактически заместителем Георгия Евгеньевича.

Второе правительство, возглавлявшееся Львовым, получило название коалиционного, так как в пего вошли министры, делегированные Петроградским Советом рабочих и солдатских депутатов. Кульминацией борьбы Советов за создание коалиционного правительства стало 6 мая 1917 года. Известна хлесткая характеристика В.И.Ленина, определившего значение возникшей коалиции так: «Шестое мая было выигрышным днем для буржуазии. Ее правительство стояло на краю гибели. Массы были заведомо и безусловно, горячо и непримиримо против него. Одного слова народнических и меньшевистских вождей Совета было достаточно, чтобы правительство беспрекословно сдало свою власть, и Львов на заседании в Мариинском дворце вынужден был открыто признать это».

В тот же день 6 мая в «Вестнике Временного правительства» была опубликована декларация с программой коалиционного правительства. 7 мая «Известия» сообщили о том, что большинством голосов Петроградский совет одобрил соглашение о включении его представителей во Временное правительство и потребовал подотчетности их Совету.

Следующий острый кризис подстерегал правительство Львова 2 июля 1917 года. В этот день министры-кадеты вышли из него из-за несогласия с включением в правительственную декларацию пунктов, фактически предоставлявших Украине автономный статус даже до созыва Учредительного собрания. Этот демарш явился детонатором для кровавого взрыва страстей, потрясшего Петроград 3–4 июля 1917 года.

Деятельность правительства была парализована. В ходе попыток обновить его свой пост покинул уже сам Львов. Это произошло 7 июля. Георгий Евгеньевич заявил о своей отставке из-за несогласия с рядом пунктов программы будущего кабинета, содержавшихся в декларации, подготовленной Керенским.

Более глубинные причины отставки Львова состояли в том, что он не хотел руководить «кровопусканием» в стране, раздиравшейся острейшими распрями. Не хотел, хотя и был сторонником решительных мер борьбы с революционным движением. Керенский же был готов к такой миссии и Львов решил не препятствовать ему.

Георгий Евгеньевич вошел в историю нашей страны как глава первого немонархического правительства и вдобавок как премьер первого коалиционного правительства. С его именем связана также организация общеземской помощи раненым во время русско-японской войны 1904-1905 годов. В период первой мировой войны он являлся председателем Всероссийского земского союза и, наряду с фабрикантом С.М. Челноковым, одним из руководителей объединенного комитета Земгора (Земского и городского союзов), созданного с целью помощи правительству в организации снабжения русской армии.

После Октябрьской революции Георгий Евгеньевич был арестован в Тюмени, находился в заключении в Екатеринбурге. Бежал в Омск, оттуда попал в США, где пытался добиться помощи для белой армии. Затем эмигрировал во Францию. В 1918-1920 годах он возглавлял в Париже Русское политическое совещание. Скончался 7 марта 1925 года, похоронен в столице Франции.

Источник информации: А.А.Данцев. Правители России: ХХ век. Ростов-на-Дону, издательство «Феникс», 2000.

Из всех государственных руководителей за последние 100 лет, бесспорно самый малоизвестный - князь Георгий Львов (1861-1925), возглавлявший Временное правительство России с марта по июль 1917 года, до Александра Керенского. Даже о Константине Черненко, 13 месяцев занимавшем пост генерального секретаря КПСС в 1984-1985 гг., вспоминают и говорят чаще. Так что же это была за фигура в нашей истории? Почему и за какие заслуги именно на него, после отречения последнего императора, была возложена почетная, но тяжелейшая обязанность возглавить Временное правительство воюющей России? И почему Георгий Львов в итоге не справился с теми задачами, которые ставили перед ним время и судьба?

Георгий Евгеньевич Львов родился 21 октября 1861 года — в год отмены крепостного права. Семья его происходила из древнейшего рода Рюриковичей, но ко времени его появления на свет уже была совсем не богата. Отец Георгия Евгеньевича, Евгений Владимирович — был близок к славянофилам, служил уездным предводителем дворянства в Тульской губернии и поддерживал реформы Александра II.

Молодой Георгий Евгеньевич Львов бывал в домах, куда приходили Иван Аксаков, Владимир Соловьев , Федор Достоевский, Лев Толстой , Василий Ключевский, он впитал в себя и западничество, и славянофильство, и толстовство.

Окончив юридический факультет Московского университета в 1885 г., Львов начал работать в судебных и земских органах Тульской губернии. Примкнул к земскому либеральному движению, стремившемуся содействовать развитию России «снизу», на местах прокладывая дороги, обустраивая школы, больницы и приучая людей к самоуправлению. Был избран председателем Тульской губернской земской управы (1903-1906), участвовал во всероссийских земских съездах, требовавших народного представительства и гражданских свобод.

Во время русско-японской войны 1904-1905 гг. впервые ярко проявился тот раскол между земством и государством, который станет решающим в судьбе князя Львова. Он стал одним из лидеров движения двух десятков земств из различных регионов империи, предложивших властям свою безвозмездную поддержку для воюющей, плохо снабженной и не имеющей тылов армии. К огромному изумлению земцев, их предложения об отправке волонтеров для работы в тылу, о создании полевых госпиталей, просто о материальной помощи фронту неоднократно отвергались. Николай II, министр внутренних дел Плеве и другие первые лица империи страшно боялись общественной инициативы, едва ли не сильнее, чем поражения своей армии и победы Японии. Они боялись, что координируя свои усилия и создавая общеземские отряды, земство превратится в политическую силу, структуру, альтернативную правительству и более эффективную, чем правительство.

В апреле-мае 1904 года, после личной встречи с императором Николаем, Львову удается отправить на Дальний Восток 8 земских врачебно-продовольственных отрядов, в том числе и два — из его родной Тульской губернии. Сам он приехал в Харбин в качестве главноуполномоченного земства. Впрочем, его полномочия были весьма эфемерны: в любой момент каждое его решение могло быть пересмотрено или отменено властями. Прибыв в Китай, на севере которого, в Маньчжурии, и разворачивались основные боевые действия, Львов и приехавшие с ним врачи, фельдшеры, медсестры с огромной энергией и рвением, в тяжелейших бытовых условиях, приступили к созданию полевых лазаретов и тыловых госпиталей. Создавались земскими отрядами также и полевые кухни, обеспечивавшие бойцов едой.

Так возникла всероссийская известность Львова. Георгия Евгеньевича, лично работавшего наравне с другими земцами в полевых условиях, спавшего порой на полу вагона, преодолевавшего естественное на первых порах недоверие военных чинов, в России чествовали как настоящего героя, подвижника.

Прощаясь с общеземской организацией, главнокомандующий армией Н.П. Линевич сказал: «Приехав сюда, вы увидели в земских лазаретах большое число больных и раненых и видели рядом хорошо обставленные лазареты военно-санитарного ведомства почти пустыми. Я хочу отметить, чем это обусловливалось. В военно-санитарных лазаретах солдат всегда чувствовал себя только солдатом, а в земских отрядах он чувствовал себя не только солдатом, но и сознавал себя человеком. Вот почему солдаты всегда стремились и желали быть помещенными в земские лазареты. За такого рода отношение к больным и раненым воинам прошу вас передать мою особенную благодарность всему медицинскому и служебному персоналу земских отрядов».

В 1906 году Георгий Львов становится членом Партии кадетов и избирается в Первую Государственную думу от города Тулы. Его рассматривали как одного из возможных кандидатов в «ответственное правительство», о котором вели переговоры часть окружения императора и кадетская партия. Однако, когда эти переговоры окончились неудачей и роспуском I Государственной думы, Львов, не имеющий большого интереса к партийной и парламентской политике, возвращается к общественной деятельности и земской работе.

В 1913 году Московская городская дума избирает князя Львова городским головой Москвы, но министр внутренних дел отказывается утверждать его в должности.

В июле 1914 во главе с князем Львовым создается Всероссийский земский союз помощи больным и раненым воинам. Через год союз объединяется с Всероссийским союзом городов в единую организацию — Объединенный комитет Земского союза и Союза городов (Земгор). За короткий срок эта организация помощи фронту во время Первой мировой войны становится основной организацией, занимавшейся оборудованием госпиталей и санитарных поездов, поставками одежды и обуви для российской армии. В первые же месяцы войны земство под руководством Львова создает госпитали, рассчитанные на 150 тысяч раненных, а через некоторое время число мест достигает 200 тысяч, что в точности отвечало задачам, которые ставились государством.

240 тысяч полотнищ для солдатских палаток, 60 миллионов теплых вещей для армии, закупка в США 3 миллионов пар сапог, 1 миллиона 700 тысяч пар ботинок — всё это и сбор денег на эти задачи было работой Земгора и князя Львова. За первые четыре месяца войны было закуплено медикаментов на 1 245 780 рублей. И это было лишь начало: к началу 1917 года закупки медикаментов обходились в 1 миллион рублей ежемесячно, а на 1917 год было запланировано собрать и использовать для медицинских и гигиенических нужд более 17 миллионов 400 тысяч рублей.

Как отмечает историк Т. Полнер: «К этому времени среди учреждений Земского союза действовали уже два собственных завода в Москве, изготовлявших предметы медицинского снабжения. Один из них, завод санитарной техники с 700 рабочими, представлявшими 12 цехов, производил различных предметов оборудования на 4 миллиона рублей в год по ценам ниже рыночных на 15, 20 и даже 40 процентов. Другой завод — химико-фармацевтический, переделанный из купленного Земским союзом пивоваренного завода, начал функционировать с июля 1916 года. Постепенно расширяясь и увеличивая производство под руководством лучших профессорских и технических сил Москвы к июлю 1917 года он производил уже продуктов на 300 000 руб. в месяц».

К концу 1916-го годовой бюджет одного лишь Земского союза достиг 600 миллионов рублей и продолжал расти. В 1914 году все земства России ассигновали на военные нужды 12 миллионов рублей, а в 1915 году — 32 миллиона. Работа такой огромной машины, действующей на основе общественного энтузиазма, требовала от ее руководителя безукоризненной честности и исключительной точности в финансовых делах. Львов от имени союзов приобретал заводы и другие предприятия, как прямо работавшие на фронт, так и способные приносить средства для помощи армии. Понемногу, убедившись в чрезвычайной эффективности Земгора, государство стало выделять ему деньги, чтобы он самостоятельно решал важнейшие задачи обеспечения фронта.

При этом, с точки зрения высшей бюрократии, общественные организации, являлись добром лишь отчасти. Недоверие царского правительства к любой общественной инициативе отражалось на работе Комитета. Организации мешали под различными благовидными предлогами. Многие оптимальные решения принимались с большим опозданием или и вовсе отвергались. Огромной проблемой, которую земцы не могли решить без поддержки государства, были многочисленные беженцы из районов боевых действий, уезжавшие от войны вглубь страны, где ничего не было готово к их появлению и отдельные от властей усилия Земгора не могли решить проблему целиком. Правительство не было готово ни взять ответственность на себя, ни создать возможности для общественных организаций действовать вполне самостоятельно.

Огромное подозрение вызвало у властей готовность земства снарядить и отправить на фронт 80 тысяч землекопов и плотников, которые под руководством квалифицированных инженеров и техников строили бы укрепления, рыли окопы и траншеи.

На собрании земских уполномоченных 12-14 марта 1916 года князь Львов говорил: «Мы пережили за полгода, что не виделись с вами, много огорчений во всех областях нашей деятельности. Это было тяжелое полугодие решительного натиска власти на общественность. Они наносили свои удары в забвении великого дела победы и нравственного долга перед родиной. Напомню вам наиболее крупные из них. Отказ в приеме избранной вами депутации, поход на союзы по поводу отчетности, отнятие дела попечения о беженцах, запрещение созыва нашего собрания. Не буду останавливаться на бесконечном ряде более мелких. Все, кто работают, знают, что мелкие толчки и уколы создают атмосферу работы, и атмосфера, созданная ими для нас, господа, для нашей работы, не может быть названа иначе, как удушливой.

Теперь мы должны сказать — факт разрушения внутреннего единства страны налицо. Власть не обновлена, постоянно сменяющиеся новые люди у власти не изменили ее в сущности. Напротив, они последовательно друг за другом только понижали ее достоинство. Отечество, действительно, в опасности. Мы не занимаемся политической борьбой. Наша политика творится самым фактом нашей работы, имеющей государственное значение. Политику и политическую борьбу ведут против нас те, кто не занят делом спасения родины, а спасением своих личных позиций.

Слава Богу, господа, отпадение от общей народной жизни, от общих народных стремлений, правительственной власти не мешает небывалому единодушию всех истинных сынов России. В полном единении с армией и с народными представителями мы должны помнить, что и наша работа — есть государственная работа. Не потому, что мы делаем дело правительственной власти и ее учреждений, а потому, что мы выковываем в этой работе единство общественных сил и государственное могущество».

Общественный деятель М.В. Челноков, сподвижник Львова, в сердцах говорил в одной из правительственных комиссий: «Теперь вы нас зовете, просите помочь, охотно отпускаете средства. Пройдет немного времени, и вы начнете уже бороться и мешать нам. А окончится тем, что вы всегда делаете с общественными организациями, вам неугодными, — вы будете стремиться предать их суду. Почти все эти стадии уже прошли — осталась только последняя».

Запланированный на 9 декабря 1916 года съезд Земского и Городского союзов был запрещен правительством. Придирки и запреты власти толкали даже весьма умеренного Львова, мало интересовавшегося собственно политикой, к мнению о необходимости смены политического строя для победы в войне.

2 марта 1917 года, после отречения Николая II, временным комитетом Государственной Думы князь Львов был назначен министром-председателем и министром внутренних дел первого Временного правительства. Именно как блестящего менеджера, неподкупного и эффективного организатора сложнейшей работы, со всероссийской известностью, его выдвинули на пост главы правительства, по сути — главы новой России.

Однако князь не был готов к интригам между различными партиями в Правительстве и Советами. Он был настроен заниматься хозяйством и организацией полноценного снабжения фронта, отдавая вопрос будущего государственного устройства Учредительному собранию, выборы которого готовились. Но слишком многим силам в политической борьбе того времени национальное объединение для победного завершения мировой войны не было по-настоящему интересно, они боролись за власть в России и потому внимание главы правительства постоянно отвлекалось на вопросы этой внутриполитической борьбы.

3-5 июля в Петрограде произошли так называемые «Июльские волнения», проходившие при активном участии большевиков и анархистов. Многие историки рассматривают эти события как первую попытку большевистского переворота.

Столкнувшись с вооруженными мятежниками на улицах, правительство Львова применило силу. Погибло 40 человек (24 со стороны Временного правительства и 16 восставших), ранено было около 770. Это стало еще одной, едва ли не последней каплей, переполнившей чашу терпения министра-председателя. 7 июля в 2 часа дня Георгий Евгеньевич связался по телефону с председателем Государственной Думы Михаилом Владимирович Родзянко и сообщил о своей отставке:

«Я утром сего дня на заседании Временного Правительства заявил, что ухожу, т.к. по долгу совести и той присяги, которую принимал, вступая в Правительство, я не могу согласиться с той программой, которую новое Правительство должно проводить <…> Я сделал все, что мог: уступки, задержки, торговля, но уж когда прямо потребовали социалистических пунктов, я счел своим долгом уйти. Нельзя работать, т.к. много лжи.»

Уйдя в отставку, князь Львов удалился от политики. После Октября был арестован, три месяца провел в тюрьме, откуда смог выбраться почти чудом. В дальнейшем, уже эмигрировав, Георгий Евгеньевич занимался все последние годы своей жизни тем, что лучше всего умел: организацией общественной работы — сначала для снабжения Белой Армии, затем для объединения и взаимной поддержки российских эмигрантов. Его довольно раннюю, в 63 года, смерть связывали с перенапряжением от огромных объемов работы, которые привык выполнять Львов в течении всей своей жизни.

Изучая жизнь и судьбу первого главы Временного правительства России, мы можем убедиться, что драматический разрыв между государством и обществом, отчуждение и непонимание, недоверие властей к выдающимся общественным деятелям, запоздание с их приходом на ответственные посты уже сыграли роковую роль в истории страны век назад. Сегодня мы повторяем многие из уже единожды совершенных ошибок.

Smart Power Journal публикует текст речи Георгия Евгеньевича Львова, которую он планировал произнести на съезде Земского и Городского союзов 9 декабря 1916 года.

Мы не виделись с вами девять месяцев. Со времени последнего собрания нашего 12 марта изменились соотношения государств, изменились соотношения воюющих народов, произошли громадные изменения в их духовной жизни, изменились отдаленные и близкие исторические горизонты; не изменилось только наше правительство. Его война с общественными силами, сперва затаенная, затем открытая, ведется им вне всякого соответствия с мировыми событиями и вне зависимости от участия нашего государства. Пусть потом несчастия затопят нашу родину, пусть великая Россия станет данницею немцев, лишь бы им сохранить свое личное, старое благополучие. 15 месяцев назад нас не допустили сказать монарху искреннего слова предостережения о надвигавшейся тогда грозной опасности гибельного разрушения того внутреннего единства, которое было провозглашено в самом начале войны с высоты престола как единственный верный залог победы. Им было страшно слово правды, которое мы бережно, осторожно несли из глубины народного сердца к престолу. Им было страшно соприкосновение царя с народом. Они испугались нас, поглощенных высокопатриотической работой на спасение родины, до такой степени, что запретили нам собираться и обдумывать наше патриотическое дело. Под видом забот о твердости царской власти они разрушают самые ее основы. Все силы власти своей они направили на устранение общественных сил от великого и сложного дела организации страны для победы, не выполняя сами самых важных и прямых обязанностей в этой области. Путем разрушения народного единства и сеяния розни они неустанно готовят почву для позорного мира; и вот уже не в предчувствии грозной опасности, а в состоявшемся полном разрыве идеала русского народа с действительной жизнью мы должны теперь сказать им: «Вы злейшие враги России и престола; вы привели нас к пропасти, которая развернулась перед Русским царством». Господа, то, что мы хотели 15 месяцев тому назад с глаза на глаз сказать вождю русского народа, теперь говорит в один голос громко вся Россия. Поистине нет ничего сокровенного, что не открылось бы, и тайного, что не было бы узнано. То, что мы говорили в ту пору шепотом, на ухо, стало теперь общим криком всего народа и перешло уже на улицу.

Но нужно ли теперь нам повторять то, что кричат на улицах? Нужно ли оценивать то, что уже оценено всеми? Нужно ли нам называть имена тайных волхвов и кудесников нашего государственного управления? Довольно... Каждому уже отмерено мерою народного суда по достоинству. Едва ли правильно останавливаться на чувствах негодования, презрения, ненависти. Не эти чувства укажут нам путь спасения. Оставим презренное и ненавистное. Не будем растравлять ран души народной! Общее положение нашего отечества сознано теперь всеми. Отечество в опасности. От Государственного совета и Государственной думы до последней землянки все чувствуют это одинаково. Всех охватила одна великая тревога за отечество. Высокое, святое чувство за родину-мать объединило всех, и в нем надо искать спасения.

Что же нам делать! Отдадим себе отчет в нашем собственном положении, в наших силах и в нашем долге перед родиной в смертельный час ее бытия. Оглянемся назад на пройденный нами путь, взглянем на нашу путеводную звезду. Не для борьбы с правительством позвали нас к государственным делам, и надо быть справедливыми, господа, к самим себе. Русская общественность не потерялась перед неожиданностью поставленных перед нею задач, не растерялась и перед растерянностью и бессильем власти. Я не собираюсь излагать перед вами историю роста нашей общественной, государственной работы от первого робкого миллиона до миллиарда рублей, покрывшего сложной сетью общественных организаций все фронты и всю внутреннюю Россию. Вы лично прошли этот тяжелый путь государственного труда под непрестанным обстрелом враждебной к нашей работе власти. Я хочу только указать вам на тот факт, что по мере роста участия народных сил в деле спасения родины росла и враждебность к общественным силам власти. Мы исполняли наш долг; все, что не одолевал сделать старый аппарат государственной власти, делали мы, общественные силы. Но в этом, все возрастающем росте горячей общественной работы на мировом пожаре, в этой организованной общественности власть видела и видит не радостное спасительное явление, а личную себе гибель, гибель старому строю управления. Как будто общественная работа, неразрывно связанная с подвигами армии на спасение родины, участи армии и о путях к победе. Они ведут борьбу за власть в своих руках, а мы — за целость, величие и честь России. Страна совершенно равнодушна к борьбе за власть и к происходящим личным переменам. Она давно утратила веру в возможность восстановления нарушенного правительством величавого образа душевной цельности и согласия жизни государственной переменой лиц. Страна жаждет полного обновления и перемены самого духа власти и приемов управления.

Куда же ведет нас наша путевая звезда, наш долг, долг истинных сынов родины? Когда историческая судьба призывает весь народ к государственной работе, а власть стала совершенно чуждой интересам народа, тогда ответственность за судьбу родины должен принять на себя сам народ. В такие роковые минуты нечего искать, на кого возложить ответственность, а надо принимать ее на самих себя. К ответственности призывается сама душа народа.

Удары судьбы всегда собирали народную душу, и она, только она одна и никто другой выводили всегда страну из опасности. Для спасения отечества требуется совершение национального подвига. И какое же может быть сомнение в том, что народ совершит его? Для здорового государства нет безвыходных положений. Нужно только соответственное напряжение энергии, ума, воли и любви к родине. Когда сознание опасности проникает в душу народную, охватывает всех и каждого, тогда выход из опасности находится.

Разве мы задумывались в момент объявления войны, когда немцы двинулись на нашу землю? Всем было ясно, что нужно делать; и что было нужно, было сделано, было достигнуто великое единение сил, и немцы остановлены. А после великого отступления от Карпат к болотам Полесья разве не было сделано то, что казалось совершенно невозможным? Разве армия не обеспечена теперь снарядами? Так повелевает совесть поступить и теперь, когда мы переживаем великое падение власти. Мы уже пережили ту грозу, которую мы с таким волнением и трепетом ожидали 15 месяцев тому назад, грозу отпадения власти от жизни народной. Власть уже отделилась от жизни страны, она не стоит во главе победного духа народного. Народ ведет войну, напрягая свои силы без руководства власти. Власть бездействует, ее механизм не работает, она вся поглощена борьбой с народом. Старая государственная язва розни власти с обществом покрыла собой, как проказой, всю страну, не пощадив и чертогов царских, а страна и молит об исцелении и страдает. Разве не сознаем мы, что над нами сбываются слова Евангелия: «Царство, разделившееся в самом себе, опустеет»? Разве не чувствуем мы, что великое царство наше разделилось само в себе, что разделение это проходит снизу доверху и дошло до самого сердца, до самого источника власти? В такие минуты, господа, нужны прежде всего самообладание и спокойствие. Нужна вера в силы России и мудрость народа. Нужна ясная цель и определенная воля к ней. Мы взывали к власти, мы указывали на пропасть, к которой они ведут царство и царя. Теперь, на самом краю пропасти, когда, может быть, осталось несколько мгновений для спасения, нам остается только воззвать к самому народу, к Государственной думе, законно представляющей весь народ русский, и мы взываем к ней. Душа народная скорбит смертельно и тоскует, как в смертных муках. Прислушайтесь к ним, поймите их, не расходитесь и найдите, не останавливаясь ни перед чем, пути спасения родины! Будем все на страже тяжко раненного властью нашего дорогого отечества и спасем его! Ибо никто уже спасти его не может, кроме самого народа. Только высокий подъем духа народного, только национальный подвиг могут спасти наше погибающее отечество. Вдохнем же в него новые силы, подымем его на высоту духа, перед которой не устоят никакие препятствия, откуда бы они ни шли, на нашем последнем пути к конечной цели нашей, к победе над врагом и к спасению целости, величия и чести родины!

Оставьте дальнейшие попытки наладить совместную работу с настоящей властью! — они обречены на неуспех, они только отдаляют нас от цели. Не предавайтесь иллюзиям! Отвернитесь от призраков! Власти нет, ибо в действительности правительство не имеет ее и не руководит страной. Безответственное не только перед страной и думой, но и перед самим монархом, оно преступно стремится возложить на него всю ответственность за управление, подвергая тем страну угрозе государственного переворота. Им нужен ответственный монарх, за которым они прячутся, — стране нужен монарх, охраняемый ответственным перед страной и думой правительством. И да сбудутся слова Писания: «Камень, который отвергли строители, тот самый сделался главой угла!»

При подготовке материала использована книга Т. Полнера «Жизненный путь князя Георгия Евгеньевича Львова». М.: Русский путь, 2001. Иллюстрация: Фонд Русское либеральное наследие

ЛЬВОВ, ГЕОРГИЙ ЕВГЕНЬЕВИЧ (1861–1925) – русский общественный и государственный деятель, глава Временного правительства России в марте-июне 1917, активный участник земского движения.

Родился 21 октября 1861 в Дрездене. Происходит от удельных ярославских князей и их главного предка – Льва Даниловича Зубатова-Ярославского, в 14 в. служившему вел.кн. тверскому Ивану Михайловичу. Его отец, Е.В.Львов прославился своими либеральными взглядами; включившийся в управление собственными вотчинами лишь после 1861, когда они сильно оскудели и почти не приносили доходов. Мать, Варвара Алексеевна, происходила из семьи мелкопоместных дворян. Детство Львова и его братьев прошло в имении Поповка Тульской губ.; когда дети выросли, семья перебралась в Москву. После окончании гимназии в 1880–1885 он учился на юридическом факультете Московского университета, а по его окончании в 1886 – 1889 работал членом губернского присутствия в Туле. Здесь же вступился за жестоко наказанных начальником крестьян, что привело к его разрыву с местными властями и выходу в отставку.

В феврале 1900 избран земским начальником в Московском уезде. Совмещал работу с хозяйственной деятельностью в имении, которое стало приносить доход. В 1900 стал председателем Тульской земской управы, тогда же женился на гр. Ю.А.Бобринской (умерла в 1903). Неославянофил по политическим взглядам, он быстро стал активным участником земского движения, в начале 20 в. организовывал борьбу с голодом.

Во время русско-японской войны был членом комиссии 360 уполномоченных от 14 губернских земских организаций, выехавшей в Манчжурию для организации передвижных медицинских пунктов для русских солдат. Известна его помощь командующему армией генералу А.Н.Куропаткину в организации в Харбине лазаретов для раненых и их перевозку с полей сражений.

После возвращения в Москву в конце 1904 принимал участие в Первом общеземском съезде, а также и в последующих шести съездов «земцев» 1904–1905. В мае 1905 был в составе делегации от земских организаций, принятых царем Николаем II: делегация была направлена для передачи «адреса» от председателей губернских управ и земских гласных, а также членов городских дум по поводу созыва представительного органа власти. Убежденный толстовец, Львов полагал своей главной задачей содействовие «постепенному обновлению общественного строя в целях устранения из него господства насилия и установления условий, благоприятных доброжелательному единству людей».

После обнародования Манифеста 17 октября, С.Ю.Витте предложил Львову пост министра земледелия, однако он отказался, считая Манифест «великой ложью времени». Был выбран от блока кадетов и октябристов Тульской губ. В I Государственную думу, а после ее роспуска – во II Государственную думу. Как депутат, участвовал в благотворительных мероприятиях по оказанию помощи голодающим и малоимущим погорельцам. Разделял некоторые из идей П.А.Столыпина , в годы премьерства которого был направлен в Иркутск для оказания помощи переселенцам (1908). В 1909 издал книгу Приамурье , в которой критиковал российские власти за неумение обеспечивать быт переселенцев, и за свой счет выехал в Канаду для изучения переселенческого дела. В 1912 его кандидатура на пост Московского городского главы была отклонена министром внутренних дел, усмотревшим в публичных выступлениях Львова «яд противоправительственной пропаганды».

С началом Первой мировой войны Львов, проявив себя как человек недюжинных организаторских способностей, возглавил Всероссийский земский союз помощи больным и раненным воинам (ВЗС), а после объединения этого союза с Всероссийским союзом городов (ВСГ) и создания так называемого Земгора возглавил его. За короткий срок эта организация помощи армии с годовым бюджетом в 600 млн. руб. стала основным общественным институтом, занимавшимся оборудованием госпиталей и санитарных поездов, поставками одежда и обуви для армии (в ее ведении находилось 75 поездов и 3 тыс. Лазаретов, в которых получили лечение свыше 2,5 млн. больных и раненых солдат и офицеров).

В августе 1915 Львов попал в список «правительства доверия», составленный членами «Прогрессивного блока» как претендент на пост министра внутренних дел. В сентябре 1915 участвовал в съезде земских деятелей в Москве, обсуждавшем вопрос помощи беженцам. Год спустя, в декабре 1916, на собрании земцев призывал создать при монархе «ответственное правительство». По воспоминаниям современников (А.И.Гучкова и др.) предлагал в конце 1916 план «дворцового переворота», по которому изменения в системе управления должен был сделать вел. кн. Николай Николаевич, в правительство которого, если таковое будет создано, Львов был готов войти.

В Февральскую революцию 1917 был выдвинут Думой на пост главы Временного правительства (его главным соперником в назначении на этот пост был М.В.Родзянко, но кандидатуру Львова продвинул лидер кадетов П.Н.Милюков). Как глава Временного правительства, со 2 марта 1917 Львов возложил на себя также полномочия министра внутренних дел. 6 марта по его распоряжению функции губернских и уездных властей стали исполнять председатели земских управ как «комиссаров» правительства.

В условиях двоевластия, в распадающемся государстве кабинет Львова объявил амнистию всем заключенным, отменил смертную казнь, национальные и конфессиональные ограничения, ввел хлебную монополию, начал подготовку к созыву Учредительного собрания. Активно начали работать земельные комитеты по аграрному законодательству, была возвращена независимость Финляндии, начались переговоры с Польшей, Украиной, Литвой о самоопределении. Советы рабочих депутатов Львов считал «досадной помехой», а не «второй властью». Тем не менее, 27 апреля 1917 на заседании Временного правительства он выдвинул идею «коалиции с социалистами». Отказываясь понимать такой его поступок и предпочитая «твердую власть», министры П.Н.Милюков и А.И.Гучков 5 мая вышли из правительства Львова.

Но новое, коалиционное правительство с министрами-социалистами лишь ослабило правительственный аппарат и не могло справиться с нараставшими крестьянскими волнениями, которыми был отмечен май 1917. К тому же наступление на фронте, на успех которого Львов надеялся, окончилось поражением. 7 июля 1917 он подал в отставку, уехал в Москву и оттуда удалился в Оптину пустынь . Львов никогда не думал о революции, был сторонником мирной борьбы (современники называли его мастером компромисса); выступал за демократические преобразования, осуществляемые только по инициативе царя. Будущее России он представлял в виде монархии с министрами, ответственными перед законно избранным народным представительством. Когда ему задавали вопрос: «Не лучше ли было отказаться?» (возглавить правительство), он отвечал: «Я не мог не пойти туда».

С приходом к власти большевиков бежал в Тюмень, где был арестован в феврале 1918, препровожден в Екатеринбург. Снова бежал, уже в Омск, связался с представителями белого движения, с их помощью уехал в октябре 1918 в Америку, там встречался с президентом Вильсоном . В 1919 с целью участия в Парижской мирной конференции стал организатором созыва Русского политического совещания из бывших российских послов царской России, деятелей белого движения и эмигрантов. Но его полномочия не были признаны союзническими державами. В апреле 1920 открыл Биржу труда для русских эмигрантов на средства Земгора, часть которых находилась в зарубежных банках в Париже. В том же городе и умер 6 марта 1925.

Ирина Пушкарева