Завязка этого романа известного итальянского писателя, филолога и историка литературы приходится на начало семидесятых годов XX в., время, когда в Италии ещё бушевали молодёжные бунты. Однако «политическим выбором» рассказчика, студента Миланского университета Казобона, становится, по его собственным словам, филология: «Я пришёл к этому как человек, который смело берет в руки тексты речей об истине, готовясь править их». У него завязывается дружба с научным редактором издательства «Гарамон» Бельбо и его сослуживцем Диоталлеви, которой не мешает разница в возрасте; их объединяет интерес к загадкам человеческого разума и к средневековью. Казобон пишет диссертацию о тамплиерах; перед глазами читателя проходит история этого рыцарского братства, его возникновения, участия в крестовых походах, обстоятельства судебного процесса, завершившегося казнью руководителей ордена и его роспуском.

Далее роман вступает в область гипотез - Казобон с друзьями пытаются проследить посмертную судьбу ордена рыцарей Храма. Отправной точкой для их усилий служит появление в издательстве отставного полковника, уверенного, что он обнаружил зашифрованный План рыцарей ордена, план тайного заговора, замысел реванша, рассчитанного на века. Через день полковник исчезает бесследно; предполагается, что он убит; само это происшествие либо неприятный осадок, оставшийся от него, разлучает Казобона с друзьями. Разлука затягивается на несколько лет: закончив университет и защитив диплом, он уезжает в Бразилию преподавателем итальянского языка.

Непосредственной причиной отъезда является его любовь к местной уроженке Ампаро, красавице полукровке, проникнутой идеями Маркса и пафосом рационального объяснения мира. Однако сама магическая атмосфера страны и необычные встречи, которые с труднообъяснимым упорством подкидывает ему судьба, заставляют Казобона пока ещё почти незаметно для себя самого проделывать обратную эволюцию: преимущества рациональных истолкований представляются ему все менее очевидными. Он снова пытается изучать историю древних культов и герметических учений, приобщая к своим занятиям и скептически настроенную Ампаро; его притягивает земля колдунов - Байя, в той же степени, что и лекция о розенкрейцерах, читаемая соотечественником-итальянцем, по всем признакам - одним из тех шарлатанов, о многочисленности которых ему ещё только предстоит догадаться. Его усилия по проникновению в природу таинственного приносят свои плоды, но для него они оказываются горькими: во время магического обряда, участвовать в котором в знак особого расположения они были приглашены, Ампаро против собственной воли впадает в транс и, очнувшись, не может простить этого ни себе, ни ему. Проведя в Бразилии после этого ещё год, Казобон возвращается.

В Милане он снова встречается с Бельбо и через него получает приглашение сотрудничать в издательстве «Гарамон». Сначала речь идёт о составлении научной энциклопедии металлов, но вскоре область его интересов существенно расширяется, опять захватывая сферу таинственного и эзотерического; он признается себе в том, что ему вообще становится все труднее отделять мир магии от мира науки: люди, о которых ещё в школе ему говорили, что они несли свет математики и физики в дебри суеверий, как выясняется, делали свои открытия, «опираясь, с одной стороны, на лабораторию, а с другой - на Каббалу». Немало этому способствует и так называемый проект «Гермес», детище господина Гарамона, главы издательства; к его осуществлению подключены и сам Казобон, и Бельбо, и Диоталлеви. Суть его заключается в том, чтобы объявив серию публикаций по оккультизму, магии и т. п., привлечь как серьёзных авторов, так и фанатиков, сумасшедших, готовых платить деньги за опубликование своих творений; этих последних предполагается сплавлять в издательство «Мануцио», чьё родство с «Гарамоном» держится в строжайшем секрете; оно предназначено для издания книг за счёт авторов, на практике сводящегося к беспощадному «выдаиванию» их кошельков. В среде оккультистов «Гарамон» рассчитывает на богатый улов и потому настоятельно просит Бельбо и его друзей не пренебрегать ни кем.

Однако издания, предназначенные для «Гарамона», все-таки должны соответствовать неким требованиям; в качестве научного консультанта проекта по рекомендации Казобона приглашается знакомый ему по Бразилии некий господин Алье, то ли авантюрист, то ли потомок знатного рода, возможно, граф, но во всяком случае человек богатый, с тонким вкусом и несомненно глубокими познаниями в области магии и оккультных наук; о самых древних магических ритуалах он рассказывает так, как будто бы сам при них присутствовал; собственно говоря, подчас он прямо намекает на это. При этом он вовсе не сноб, не чурается явных шарлатанов и психов и уверен, что даже в самом никудышном тексте можно отыскать «искорку если не истины, то хотя бы необычного обмана, а ведь часто эти крайности соприкасаются». Надеявшиеся отвести с его помощью в сторону поток плевел, направив его на обогащение своего хозяина, и, быть может, найти в нем несколько зёрен истины для себя, подавляемые авторитетом «господина графа» герои оказываются вынуждены барахтаться в этом потоке, не смея ничего отвергать: в любом плевеле может оказаться зерно, невидимое и не обнаруживаемое ни логикой, ни интуицией, ни здравым смыслом, ни опытом. Вот слова бедолаги-алхимика, подслушанные Казобоном во время ещё одного, на сей раз уже не далёкого, шаманского, а донельзя приближённого к их родным домам ритуала, куда они попадают по приглашению Алье: «Я испробовал все: кровь, волосы, душу Сатурна, маркасситы, чеснок, марсианский шафран, стружки и шлаки железа, свинцовый глёт, сурьму - все напрасно. Я работал над тем, чтобы извлечь из серебра масло и воду; я обжигал серебро со специально приготовленной солью и без неё, а также с водкой, и добыл из него едкие масла, вот и все. Я употреблял молоко, вино, сычужину, сперму звёзд, упавших на землю, чистотел, плаценту; я смешивал ртуть с металлами, превращая их в кристаллы; я направил свои поиски даже на пепел... Наконец...

Что - наконец?

Ничто на свете не требует большей осторожности, чем истина. Обнаружить её - все равно что пустить кровь прямо из сердца...»

Истина способна перевернуть или разрушить мир, ибо у него от неё нет защиты. Но истину до сих пор не удалось обнаружить; вот почему не следует пренебрегать ничем - лучше ещё раз испробовать всё, когда-либо бывшее предметом усилий и надежд кого-либо из посвящённых. Пусть неоправданно; пусть ошибочно (и во что же тогда они были посвящены?) - неважно. «Каждая ошибка может оказаться мимовольной носительницей истины, - говорит Алье. - Настоящему эзотеризму не страшны противоречия».

И этот водоворот ошибочных истин и чреватых истиною ошибок вновь толкает друзей на поиски Плана ордена тамплиеров; загадочный документ, оставшийся от исчезнувшего полковника, изучается ими снова и снова, и каждому его пункту подыскиваются исторические истолкования: это якобы выполнялось розенкрейцерами, это - павликианами, иезуитами, Бэконом, здесь приложили руку асассины... Если План действительно существует, он должен объяснять всё; под этим девизом переписывается история мира, и постепенно мысль «мы нашли План, по которому движется мир» подменяется мыслью «мир движется по нашему Плану».

Пересказала

Сколько себя помню, делил литературу на книги и Книги. Первые - литературное произведение, достойное прочтения, возможно, и не одного. Вторые - гениальные творения, прославленные в веках. Не всегда входят в программу школьного чтения, но всегда на слуху. Большинство людей, умеющих читать, ознакомились с ними, либо как минимум, слышали о них. Конечно, есть ещё и третья категория, но этим книгам лучшее применение - служить растопкой для костра, на котором сгорит их создатель. Если он много нагрешил, то удел его гореть в этом и загробном мире, если последний существует. Если согрешил мало, то удел его - испугаться и перестать писать так плохо.

Умберто Эко - писатель со значительной славой. Он не входит в школьную программу, но считается весьма выдающимся писателем, особенно среди тех, кто ещё жив. Выпустил всего шесть романов и гораздо больше известен, как историк, учёный. Но каждый из его романов получил широкую известность, сразу, начиная с "Имени розы" и заканчивая Пражским кладбищем. Да что уж там, перед закрытием наш Книжный 42 собирался закупить его новую книгу "Искусство и красота в средневековой эстетике".

Так вот, я наконец добрался до Маятника Фуко (заколебался уже вступление писать, изложение мыслей выйдет короче). Изначально заинтересовался книгой, когда решил, что именно на него ссылается Макс Фрай в своей серии книг, где несколько раз упоминалась книга "Маятник вечности", описываемая, как неподъёмный том - по весу и по сложности прочтения. Мол, её только очень вдумчивый человек может прочитать. Примерно то же самое я слышал о Маятнике Фуко, поэтому и решил, что одно есть ссылка на другое. Правды не знаю, но думаю, где-то рядом. Здесь самое время предупредить, что это не рецензия, это "мысли о". Так что спойлеры будут. Полных два-три абзаца спойлеров.

Что хочется сказать по поводу сюжета. Во первых, меня несколько бесит подход к подвешиванию секиры над головой главного героя, чтобы лишь через 750 страниц таки дать ей отрубить палец (именно палец, не голову). Метафорически выражаясь, конечно. К слову, это второе препятствие к пониманию этой книги. Это одна и тех Книг, где очень много отсылок на книги, кино, историю и политику времени написания книги (80-е годы). Очень много метафор, образных выражений, среди которых ой как придётся поломать голову, чтобы хотя бы предположить, что хотел сказать автор. Я подозреваю, и даже уверен, что смело можно разбирать каждый абзац, а то и каждое предложение для вычленения скрытых значений. Впрочем, как сам автор замечает в конце книги, кто ищет, тот всегда найдёт. Будет ли это действительно той истиной, что он искал, уже другой вопрос. И вот это, к слову, очень круто в этой книге.

Есть выражение, мол, "Маятник Фуко" - это "Код да Винчи", только для умных". С одной стороны соглашусь, поскольку Дэн Браун автоматически проигрывает Эко хотя бы по образованию. Но даже не в этом дело. Код да Винчи - мистификация. Он сделан, как статья в журнале - для развлечения, чтобы сделать сенсацию. Чтобы произвести впечатление, оскорбить Церковь. Не зря же Церковь и ответила Дэну Брауну лютой критикой и оскорблениями. Что до Маятника Фуко... О, право же, Умберто Эко дешёвая слава не нужна была. Он о ней не задумывался, а потому смотрел глубже и писал с большей задумкой. В общем, закончим спор между двумя книгами тем фактом, что Код да Винчи - выдумка, и в конце автор поощрает веру в существование тамплиеров, пусть и отчасти. А Маятник Фуко жонглирует реальными фактами и хотя является вымыслом, сделан гораздо тоньше и всю книгу честно называет всех искателей Грааля "одержимцами", то есть одержимыми Поиском. Проблема в том, что этот Поиск философского камня, или Грааля, или сокровищ - всё это так же бесцельно, как и поиск смысла жизни. Его не нужно искать, его нужно творить.

Первое, что подметил в конце книги - разницу в путях трёх основных героев повествования. Да, остальные персонажи прописаны местами не хуже, однако Диоталлеви, Казобон и Бельбо определённо протагонисты книги. Первый был слишком религиозен и увидел слишком много знамений в обычном стечении обстаятельств. Умер от рака, но как по мне, его подкосила не только и не столько болезнь, сколько неверие в саму возможность выжить. Он умер, потому что решил, что не заслуживает другой участи за святотатственные действия - извращение Торы. Якопо Бельбо - наоборот, был абсолютно рьяным неверующим, причём не верил он не только в Бога, но и в себя. Считая себя недостойным творить, он всё равно начал этим заниматься. И в свой финальный момент, перед смертью, решил, что это единственная его возможность сотворить свою судьбу своими руками. Плюс, впервые за свою жизнь не струсить. Что ж, делаем вывод - излишне рьяные заканчивают на виселице.

Вообще, Диоталлеви из этой троицы значительно менее протагонист. По сути, в сердцевине повествования Бельбо и Казобон. Второй, от лица которого и вещает автор, является, казалось бы, значительно более уравновешенной личностью. Тем не менее, даже его под конец охватывает паранойя и трепет - как перед реальными угрозами, так и перед алхимическими знамениями.

К слову об алхимии и знаках. Целый пласт отсылок лично мне абсолютно недоступен. Я не читал ни одной из книг, к которым Эко отсылает в эпиграфах к каждой главе. Никогда не интересовался историями заговоров, ближе всего был, читая окаянный "Код да Винчи" и "Ангелы и демоны". Равно как и алхимическими и магическими трудами, хотя последними не так давно начал интересоваться.

Есть нечто, что раздражает так же в стиле автора. И тут именно речь о стиле - о том, каким образом автор описывает переживания героев. Мысли Бельбо нам доступны через его дневники, которые Казобон читает большую часть романа. Дневники эти, по большей части, представлены в форме отдельных рассказов, крайне метафорически описывающих действие. И вот тут мне было очень трудно. Во первых, потому что прочтение Маятника для меня растянулось на 4 месяца - читая последние главы, я никак не вспоминал, что там было в первых. А потому если меня отсылали к более ранним дневникам и событиям, то мне это было недоступно. Возможно, ради этого как р аз как нибудь перечитаю. Плюс, возможно, лучше пойму, что хотел сказать автор.

Насколько я могу видеть, Умберто Эко провёл восхитительную экскурсию в мир одрежимых тамплиерами, Граалем и алхимией людей, а также в сознание конкретно двух человек. Он провёл препарацию сознания Бельбо и Казабона с целью показать, как они работают. Что касается Казобона, то на нём ещё и было показано, как те или иные мысли меняют человека со временем. До чего могут довести навязчивые идеи и благие помыслы.
Разбирать Маятник Фуко с точки зрения литературы можно было бы несколько лет. Собственно, тот факт, что по книге есть отдельная Энкцилопедия, рассказывающая, что здесь и как, намекает на многослойность этого произведения. Если сесть разбирать каждое предложение, или даже просто абзац, я бы мог толковать по этой книге погоду и перемену в политике мира по завершению такого анализа. Но я всё же хочу сохранить свой рассудок при себе и даже выспаться сегодня. Так что пора мне. Надеюсь, этот текст кому-то доставил что-то, кроме траты времени:-)

P.S.: Ах да, и если вы спросите меня, книга это или Книга, то конечно второе. Маятник Фуко не войдет в школьную программу, но определённо является замечательной книгой. Гениальной я назвать её не могу, но крутой, мозгодробительной, шикарной, умной, токной и ещё много прилагательны - ещё как.

Всякий человек, желающий выглядеть высокодуховно и просвещенно, должен прочитать эту книгу, и этак ненавязчиво упоминать об этом факте в разговорах. Можно и не упоминать, а просто свысока смотреть на непрочитавших – это тоже +2 к духовности.

Кабы не интернет, кандидату в интеллектуалы было бы достаточно для тех же целей прочесть Дэна Брауна или Паоло Коэлье. Но к сожалению, интернет уже популярно объяснил, что Коэлье – для нищих духом, а Дэн Браун все спер у Эко. Вот и приходится адептам Культуры штудировать "Игру в бисер", "Волхва" и прочие шедевры мировой литературы. Впрочем, на мой вкус Маятник Фуко гораздо менее зануден, чем прочие.
Впервые я прочел МФ более десяти лет назад, не зная ничего ни о книге, ни об авторе. Наткнулся в интернете на ссылку на "культовый роман" рядом с аналогичной ссылкой на какую-то культовую фентези. А теперь вот решил перечитать (не в первый раз уже, замечу).

Эко богат читателями. Он может себе позволить отсеивать неподготовленных простецов, с первых страниц окуная читателя в потоки отборного занудства (наиболее хитрые могут почти безболезненно пропустить страниц двадцать). Тем же, кто долетел до середины смог добраться до Хохмы (то бишь до второй части), предлагается вполне увлекательное чтиво с довольно неожиданной и драматичной кульминацией.

Пересказывать сюжет МФ – все равно что пытаться по телефону напеть Моцарта. Так что не читавшим книжку лучше следующий абзац пропустить, все равно он вам ничего не скажет, а осадочек останется.

Трое коллег – Бельбо, Казобон и Диоталлеви – вынуждены по роду деятельности ежедневно общаться со всевозможными гражданами, помешанными на эзотерике, и читать их так называемое творчество. Помешанные граждане все как один норовят сорвать покровы с древних тайн, рассказать о том, как все обстоит На Самом Деле и раскрыть миру глаза на мировые заговоры.
Чтобы просто чисто поржать, герои решают сочинить свой заговор. Для этого они учатся мыслить также, как их помешанные подопечные и в конечном счете практически индуцируются – в смысле, слегка съезжают с катушек и сами начинают верить в свой заговор. Все это сопровождается рассказами о различных исторических деятелях, близких к оккультным кругам, плюс характеры героев раскрываются разными способами.

Десять лет назад самыми занудными местами в книге для меня были экскурсы в детство Бельбо. Сейчас, впрочем, тоже – но теперь я по крайней мере уверен, что они необходимы для сюжета. Живыми и реальными в романе выглядят все герои, даже если они делают нелогичную на первый взгляд херню. В случае с главными героями Эко использует множественные флешбеки, путешествия к истокам комплексов, после которых нелогичная херня становится вполне логичной.

Однако ж для кого-то эти экскурсы наоборот могут быть самым интересным в романе (а мне, например, книжка "Таинственное пламя царицы Лоаны" не понравилась именно поэтому – она из таких экскурсов состоит чуть более чем полностью).

Нередко говорят, что Эко – постмодернист, внедрил в роман тысячи цитат и исторических фактов, и потому для его понимания необходимо обладать определенным культурным багажом. Знаете, это как с виски – нажраться в умат двенадцатилетним сингл-мальтом с одинаковым успехом могут и тонкий ценитель и тупое быдло. Просто последний почувствует при этом меньше оттенков вкуса.

Вот герои романа в насмешку над конспиролохами составляют свой мега-конспирологический супер-План, включающий в себя чуть ли не всю мировую историю – они ловко жонглируют фактами, цитатами, скрытыми и открытыми смыслами, и всюду находят прекрасные связи. Это похоже на строительство карточного домика. Сначала к одной карте пристраивается другая, потом рядом встают еще две, а в конце уже внушительный замок из тридцати шести колод смотрится настолько круто, что и читатель, и герои и даже кажется сам автор начинают сомневаться в его нереальности. Когда я читал МФ впервые, большая часть названий и фактов были мне незнакомы (скажем так, эти карты были повернуты ко мне рубашкой). Но сюжету это ничуть не мешало – там, где нужно, Эко весьма подробно все рассказывает. И, что характерно, рассказывает весьма и весьма увлекательно. По профессии он ученый медиевист, и потому с удовольствием запихивает в романы всё из истории, что знает по предмету (плюс, надо полагать, по каждому вопросу отыскивает в библиотеке с десяток фактов и цитат). Поэтому количество всевозможных имен, названий, исторических фактов, поражает всякое воображение (а мозг хомячка разрывает в клочья) . В данном случае Эко препарировал оккультизм и конспирологию, и, как мне кажется, МФ можно смело использовать в качестве энциклопедии на эту тему.

По отзывам знаю, что на многих эти исторические бирюльки наводят зевоту. Не всякому интересно читать про десятки неведомых граждан, давно почивших в бозе, и про их эзотерические завихрения мозгов. Ну, это на любителя – мне было интересно. Но все равно, большая часть исторических выкладок оставалась "белым шумом" (так же, например, в фильме "Доктор Хаус" большая часть медицинских разговоров для зрителя не врача остается "белым шумом", но сам фильм не делается менее интересным).

С тех пор я прочел много всякого, и многие (далеко не все) карты повернулись ко мне картинками. Домик стал намного более красочным, смотреть на него намного интереснее, но суть его не изменилась. Как бы то ни было, но одна фраза Бельбо: "Вы всего лишь жалкая колода карт!" "Да вынь у себя пробку!" все равно в один момент разваливает всю конструкцию.

В общем, Маятник Фуко – отличная книга. Одна из немногих, которым я смело могу поставить 10/10.

Для тех, кто хочет читать вдумчиво, разбираться со всеми оккультными хитросплетениями и внимательно следить, где герои несут историческую чушь – написана Википедия специальная книжка "Словарь Маятника Фуко", такой же толщины, как и сам МФ.

Несмотря на внушительный объем работы и вообще крутизну, пользоваться им при чтении МФ неудобно. Написание названий, имен, терминов часто не совпадают с таковыми в МФ (и авторы об этом честно предупреждают). Представьте, у вас в руках две толстые книжки, вы читаете одну, вдруг начинаете листать вторую, не находите там нужного термина, чертыхаетесь…

Статьи в Википедии часто более подробны, сопровождены иллюстрациями и перекрестными ссылками – но, разумеется, за их достоверность сложнее ручаться.

Идеальный вариант был бы сделать приложение для iPad – МФ и словарь к нему в одном флаконе (с возможностью в один клик глянуть нужное слово в интернете) – но, конечно, его величество Копирайт будет решительно против.

Умберто Эко

МАЯТНИК ФУКО

Единственно ради вас, сыновья учености и познанья, создавался этот труд. Глядя в книгу, находите намеренья, которые заложены нами в ней; что затемнено семо, то проявлено овамо, да охватится вашей мудростью.

Генрих Корнелий Агриппа Неттесгеймский. Об оккультной философии /Heinrich Cornelius Agrippa von Nettesheim. De occulta philosophia, 3, 65/

Суеверия приносят несчастье

Раймонд Смуллиан, За пять тысяч лет до нашей эры /Raymond Smullyan, 5000 B.C., 1.3.8/

И тут я увидел Маятник.

Шар, висящий на долгой нити, опущенной с вольты хора, в изохронном величии описывал колебания.

Я знал - но и всякий ощутил бы под чарами мерной пульсации - что период колебаний определен отношением квадратного корня длины нити к числу π , которое, иррациональное для подлунных умов, пред лицом божественной Рацио неукоснительно сопрягает окружности с диаметрами любых существующих кругов, как и время перемещения шара от одного полюса к противоположному представляет результат тайной соотнесенности наиболее вневременных мер: единственности точки крепления - двойственности абстрактного измерения - троичности числа π - скрытой четверичности квадратного корня - совершенства круга.

Еще я знал, что на конце отвесной линии, восстановленной от точки крепления, находящийся под маятником магнитный стабилизатор воссылает команды железному сердцу шара и обеспечивает вечность движения: это хитрая штука, имеющая целью перебороть сопротивление Материи, но которая не противоречит закону Фуко, напротив, помогает ему проявиться, потому что помещенный в пустоту любой точечный вес, приложенный к концу нерастяжимой и невесомой нити, не встречающий ни сопротивления воздуха, ни трения в точке крепления, действительно будет совершать регулярные и гармоничные колебания - вечно.

Медный шар поигрывал бледными переливчатыми отблесками под последними лучами, шедшими из витража. Если бы, как когда-то, он касался слоя мокрого песка на плитах пола, при каждом из его касаний прочерчивался бы штрих, и эти штрихи, неуловимо изменяя каждый раз направление, расходились бы, открывая разломы, траншеи, рвы, и угадывалась бы радиальная симметричность, костяк мандалы, невидимая схема пентакула, звезды, мистической розы. Нет, нет. Это была бы не роза, это был бы рассказ, записанный на полотнах пустыни следами несосчитанных караванов. Повесть о тысячелетних скитаниях; наверное, этой дорогой шли атланты континента Му, в угрюмой, упорной решительности, из Тасмании в Гренландию, от тропика Козерога к тропику Рака, с острова Принца Эдуарда на Шпицберген. Касаниями шара утрамбовывалось в минутный рассказ все, что они творили в промежутках от одного ледового периода до другого и, скорее всего, творят в наше время, сделавшись рабами Верховников; вероятно, перелетая от Самоа на Новую Землю, этот шар нацеливается, в апогее параболы, на Агарту, центр мира. Я чувствовал, как таинственным общим Планом объединяется Авалон гипербореев с полуденной пустыней, оберегающей загадку Айерс Рок.

В данный миг, в четыре часа дня 23 июня, Маятник утрачивал скорость у края колебательной плоскости, безвольно отшатывался, снова начинал ускоряться к центру и на разгоне, посередине рассекал с сабельным свистом тайный четвероугольник сил, определявших его судьбу.

Если бы я пробыл там долго, неуязвимый для времени, наблюдая, как эта птичья голова, этот копейный наконечник, этот опрокинутый гребень шлема вычерчивает в пустоте свои диагонали от края до края астигматической замкнутой линии, я превратился бы в жертву обольщения чувств, и Маятник убедил бы меня, что колебательная плоскость совершила полный оборот и возвратилась в первоначальное положение, описав за тридцать два часа сплюснутый эллипс - эллипс, обращающийся вокруг собственного центра с постоянной угловой скоростью, пропорциональной синусу географической широты. Как вращался бы тот же эллипс, будь нить маятника прикреплена к венцу Храма Соломона? Вероятно, Рыцари испробовали и это. Может быть, их расчет, то есть конечный результат расчета, не изменялся. Может быть, собор аббатства Сен-Мартен-де-Шан - это действительно истинный Храм. Вообще чистый эксперимент возможен только на полюсе. Это единственный случай, когда точка подвешивания нити расположилась бы на продолжении земной оси, и Маятник заключил бы свой видимый цикл ровно в двадцать четыре часа.

Однако это отступление от Закона, к тому же предусмотренное самим Законом, эта погрешность против золотой нормы не отнимала чудесности у чуда. Я знал, что Земля вращается, и что я вращаюсь вместе с нею, и Сен-Мартен-де-Шан, и весь Париж со мною, и все мы вращались под Маятником, который, действительно, нисколько не изменял ориентации своего плана, потому что наверху, где он к чему-то был привязан, на другом конце воображаемого бесконечного продолжения нити, в высоту и вдаль, за пределами отдаленных галактик, - находилась недвижимая и непреложная в своей вековечности Мертвая Точка.

Земля двигалась, однако место, к которому прикреплялся канат, было единственным неподвижным местом вселенной.

Поэтому мой взгляд был прикован не столько к земле, сколько к небу, осиянному тайной Абсолютной Неподвижности. Маятник говорил мне, что хотя вращается все - земной шар, солнечная система, туманности, черные дыры и любые порождения грандиозной космической эманации, от первых эонов до самой липучей материи, существует только одна точка, ось, некий шампур, Занебесный Штырь, позволяющий остальному миру обращаться около себя. И теперь я участвовал в этом верховном опыте, я, вращавшийся, как все на свете, сообща со всем на свете, удостаивался видеть То, Недвижное, Крепость, Опору, светоносное явление, которое не телесно, и не имеет ни границы, ни формы, ни веса, ни количества, ни качества, и оно не видит, не слышит, не поддается чувственности, и не пребывает ни в месте, ни во времени, ни в пространстве, и оно не душа, не разум, не воображение, не мнение, не число, не порядок, не мера, не сущность, не вечность, оно не тьма и не свет, оно не ложь и не истина.

До меня долетел пасмурный обмен репликами между парнем в очках и девицей, увы, без очков.

Это маятник Фуко, - говорил ее милый. - Первый опыт проводили в погребе в 1851 году, потом в Обсерватории, потом под куполом Пантеона, длина каната шестьдесят семь метров, вес гири двадцать восемь кило. Наконец, в 1855-м подвешен тут, в уменьшенном масштабе. Канат протянут через нижнюю часть замка свода…

А зачем надо, чтобы он болтался?

Доказывается вращение Земли. Поскольку точка крепления неподвижна…

А почему она неподвижна?

Потому что точка… Сейчас я тебе объясню… В центральной точке… любой точке, находящейся среди других видимых точек… В общем, это уже не физическая точка, а как бы геометрическая, и ты ее не можешь видеть, потому что у нее нет площади. А то, у чего нет площади, не может перекоситься ни влево, ни вправо, ни кверху, ни книзу. Поэтому она не вращается. Следишь? Если у точки нет площади, она не может поворачиваться вокруг себя. У нее нет этого самого себя…

Но эта точка на Земле, а Земля вертится…

Земля вертится, а точка не вертится. Можешь не верить, если не нравится. Ясно?

Мне какое дело…

Несчастная. Иметь над головой единственную стабильную частицу мира, то ни с чем не сравнимое, что не подвержено проклятию общего бега, - panta rei - и считать, что это не ее, а Его дело! Вслед за этим чета пошла прочь, он обнимая свой справочник, отучивший его удивляться, она - волоча свой организм, глухой к сердцебиению бесконечности, и оба - никак не пытаясь закрепить в памяти опыт этой встречи, их первой и их последней - с Единым, с Эн-Соф, с Невысказуемым. Они не пали на колени перед алтарем истины.

Я глядел с вниманием и страхом, и мне поверилось, что Якопо Бельбо прав. Всегдашние его дифирамбы Маятнику я привык списывать на бесплодное эстетство, злокачественное, которое медленно разъедало его душу, и, бесформенное, перенимало форму его тела, незаметно перекодируя игру в реальность жизни. Однако если Бельбо был прав насчет Маятника, вероятно, он был прав и насчет всего прочего - и был План, и был Всеобщий Заговор, и было правильно, что я оказался здесь сегодня, накануне летнего противостояния. Якопо Бельбо - не сумасшедший, ему просто привелось во время игры, через игру, открыть истину.

Дело в том, что сопричастность Божескому не может продолжаться долго, не потревожив рассудок.

Тогда я постарался отвести взгляд, прослеживая дугу, которая от капителей расставленных полукругом колонн уходила, подпираемая гуртами свода, к ключу, повторяя уловку стрельчатой арки, умеющей опереться на пустоту - высшая степень лицемерия в статике, - и уговорить колонны, что они обязаны пихать вверх ребра свода, а ребрам, распираемым давлением замка, - внушить, чтоб они прижимали к земле колонны; но свод еще хитрее, он является и всем и ничем, и причиной и следствием в едином лице. Однако я моментально понял, что отворачиваться от Маятника, свисающего со свода, и размышлять вместо этого о своде - то же самое, что зарекаться от родника, но пить из источника.

Год написания:

1988

Время прочтения:

Описание произведения:

В 1988 году итальянский писатель и философ, профессор семиотики Умберто Эко, написал свой второй роман под названием "Маятник Фуко". В том же году роман был опубликован в Италии.

Для того чтобы наглядно продемонстрировать вращение Земли вокруг оси, физик Леон Фуко в свое время разработал маятник, название которого и легло в заголовок романа Умберто Эко. Но это не просто название произведения, а символ многозначительности произведения. Прочитайте краткое содержание романа "Маятник Фуко", который буквально пронизан эзотерическими связями с алхимией, каббалой и разными теориями заговора.

Краткое содержание романа
Маятник Фуко

Завязка этого романа известного итальянского писателя, филолога и историка литературы приходится на начало семидесятых годов XX в., время, когда в Италии еще бушевали молодежные бунты. Однако «политическим выбором» рассказчика, студента Миланского университета Казобона, становится, по его собственным словам, филология:

«Я пришел к этому как человек, который смело берет в руки тексты речей об истине, готовясь править их». У него завязывается дружба с научным редактором издательства «Гарамон» Бельбо и его сослуживцем Диоталлеви, которой не мешает разница в возрасте; их объединяет интерес к загадкам человеческого разума и к средневековью.

Казобон пишет диссертацию о тамплиерах; перед глазами читателя проходит история этого рыцарского братства, его возникновения, участия в крестовых походах, обстоятельства судебного процесса, завершившегося казнью руководителей ордена и его роспуском.

Далее роман вступает в область гипотез - Казобон с друзьями пытаются проследить посмертную судьбу ордена рыцарей Храма. Отправной точкой для их усилий служит появление в издательстве отставного полковника, уверенного, что он обнаружил зашифрованный План рыцарей ордена, план тайного заговора, замысел реванша, рассчитанного на века. Через день полковник исчезает бесследно; предполагается, что он убит; само это происшествие либо неприятный осадок, оставшийся от него, разлучает Казобона с друзьями. Разлука затягивается на несколько лет: закончив университет и защитив диплом, он уезжает в Бразилию преподавателем итальянского языка.

Непосредственной причиной отъезда является его любовь к местной уроженке Ампаро, красавице полукровке, проникнутой идеями Маркса и пафосом рационального объяснения мира. Однако сама магическая атмосфера страны и необычные встречи, которые с труднообъяснимым упорством подкидывает ему судьба, заставляют Казобона пока еще почти незаметно для себя самого проделывать обратную эволюцию: преимущества рациональных истолкований представляются ему все менее очевидными. Он снова пытается изучать историю древних культов и герметических учений, приобщая к своим занятиям и скептически настроенную Ампаро; его притягивает земля колдунов - Байя, в тойже степени, что и лекция о розенкрейцерах, читаемая соотечественником-итальянцем, по всем признакам - одним изтех шарлатанов, о многочисленности которых ему еще только предстоит догадаться. Его усилия по проникновению в природу таинственного приносят свои плоды, но для него они оказываются горькими: во время магического обряда, участвовать в котором в знак особого расположения они были приглашены, Ампаро против собственной воли впадает в транс и, очнувшись, не может простить этого ни себе, ни ему. Проведя в Бразилии после этого еще год, Казобон возвращается.

В Милане он снова встречается с Бельбо и через него получает приглашение сотрудничать в издательстве «Гарамон». Сначала речь идет о составлении научной энциклопедии металлов, но вскоре область его интересов существенно расширяется, опять захватывая сферу таинственного и эзотерического; он признается себе в том, что ему вообще становится все труднее отделять мир магии от мира науки: люди, о которых еще в школе ему говорили, что они несли свет математики и физики в дебри суеверий, как выясняется, делали свои открытия, «опираясь, с одной стороны, на лабораторию, а с другой - на Каббалу». Немало этому способствует и так называемый проект «Гермес», детище господина Гарамона, главы издательства; к его осуществлению подключены и сам Казобон, и Бельбо, и Диоталлеви. Суть его заключается в том, чтобы» объявив серию публикаций по оккультизму, магии и т. п., привлечь как серьезных авторов, так и фанатиков, сумасшедших, готовых платить деньги за опубликование своих творений; этих последних предполагается сплавлять в издательство «Мануцио», чье родство с «Гарамоном» держится в строжайшем секрете; оно предназначено для издания книг за счет авторов, на практике сводящегося к беспощадному «выдаиванию» их кошельков. В среде оккультистов «Гарамон» рассчитывает На богатый улов и потому настоятельно просит Бельбо и его друзей не пренебрегать никем.

Однако издания, предназначенные для «Гарамона», все-таки должны соответствовать неким требованиям; в качестве научного консультанта проекта по рекомендации Казобона приглашается знакомый ему по Бразилии некий господин Аглиэ, то ли авантюрист, то ли потомок знатного рода, возможно, граф, но во всяком случае человек богатый, с тонким вкусом и несомненно глубокими познаниями в области магии и оккультных наук; о самых древних магических ритуалах он рассказывает так, как будто бы сам при них присутствовал; собственно говоря, подчас он прямо намекает на это. При этом он вовсе не сноб, не чурается явных шарлатанов и психов и уверен, что даже в самом никудышном тексте можно отыскать «искорку если не истины, то хотя бы необычного обмана, а ведь часто эти крайности соприкасаются». Надеявшиеся отвести с его помощью в сторону поток плевел, направив его на обогащение своего хозяина, и, быть может, найти в нем несколько зерен истины для себя, подавляемые авторитетом «господина графа» герои оказываются вынуждены барахтаться в этом потоке, не смея ничего отвергать: в любом плевеле может оказаться зерно, невидимое и не обнаруживаемое ни логикой, ни интуицией, ни здравым смыслом, ни опытом. Вот слова бедолаги-алхимика, подслушанные Казобоном во время еще одного, на сей раз уже не далекого, шаманского, а донельзя приближенного к их родным домам ритуала, куда они попадают по приглашению Аглиэ: «Я испробовал все: кровь, волосы, душу Сатурна, маркасситы, чеснок, марсианский шафран, стружки и шлаки железа, свинцовый глет, сурьму - все напрасно. Я работал над тем, чтобы извлечь из серебра масло и воду; я обжигал серебро со специально приготовленной солью и без нее, а также с водкой, и добыл из него едкие масла, вот и все. Я употреблял молоко, вино, сычужину, сперму звезд, упавших на землю, чистотел, плаценту; я смешивал ртуть с металлами, превращая их в кристаллы; я направил свои поиски даже на пепел… Наконец…

Что - наконец?

Ничто на свете не требует большей осторожности, чем истина. Обнаружитьее - все равно что пустить кровь прямо из сердца…»

Истина способна перевернуть или разрушить мир, ибо у него от нее нет защиты. Но истину до сих пор не удалось обнаружить; вот почему не следует пренебрегать ничем - лучше еще раз испробовать всё, когда-либо бывшее предметом усилий и надежд кого-либо из посвященных. Пусть неоправданно; пусть ошибочно (и во что же тогда они были посвящены?) - неважно. «Каждая ошибка может оказаться мимовольной носительницей истины, - говорит Аглиэ. - Настоящему эзотеризму не страшны противоречия».

И этот водоворот ошибочных истин и чреватых истиною ошибок вновь толкает друзей на поиски Плана ордена тамплиеров; загадочный документ, оставшийся от исчезнувшего полковника, изучается ими снова и снова, и каждому его пункту подыскиваются исторические истолкования: это якобы выполнялось розенкрейцерами, это - павликианами, иезуитами, Бэконом, здесь приложили руку асассины… Если План действительно существует, он должен объяснять всё;

под этим девизом переписывается история мира, и постепенно мысль «мы нашли План, по которому движется мир» подменяется мыслью «мир движется по нашему Плану».

Обращаем ваше внимание, что краткое содержание романа "Маятник Фуко" не отражает полной картины событий и характеристику персонажей. Рекомендуем вам к прочтению полную версию произведения.